– Так так так! – перебил его отец, наклонил голову и прищурился. – Принц Байдор?! А ты что здесь делаешь?!

Молодой дракон, видимо, наконец отдышался. Еще раз поклонился и произнес:

– Мы с моим отцом не желаем больше вражды. Мы полагаем, что брак между мной и вашей наследницей может положить ей конец. Поэтому я прибыл на этот отбор. И прошу тебя, Правитель, и тебя, принцесса, – он скользнул по мне равнодушным взглядом, явно только из вежливости, – позволить мне участвовать в нем.

– Никогда! – прошипела я, вновь дергая отца за рукав. – Папочка, пожалуйста! Пусть его не будет! Не хочу видеть этого горделивого, холодного…

– Да, верного, он такой… – задумчиво произнес отец. И вдруг расхохотался прямо в лицо принцу. – А ты понимаешь, что я устрою тебе веселую жизнь? Тебе придется пройти все круги ада – и все равно проиграть?! Не говоря уж о том, что я мог бы взять тебя в заложники…

– Ты слишком честен для этого, Правитель, – почтительно ответил принц. – Я уповаю на твое благородство и честность. И, уверен, я смогу проявить достаточную стойкость во всех… кругах ада, – тонкая усмешка скривила его губы.

Отец задумчиво потер подбородок, поглядел на него, потом на меня, потом – опять на него. А потом…

– В строй! Быстро! Пока я не передумал развлекаться за твой счет! – припечатал Байдора отец.

Кажется, Байдор все же немного растерялся. Потом спешно бросил поводья подоспевшему слуге, и побежал в конец строя.

– Но, папочка… Зачем ты так! – чуть не заплакала я.

Отец опять потер подбородок и посмотрел на меня.

– Во первых – он прав. Древней вражде давно пора положить конец. Так или иначе. А во вторых…

***

За полгода до этого…

Они называли меня серой мышью. Все – от главбуха до последней уборщицы.

Не знаю, чем я не угодила уборщице, но и от нее однажды слышала кинутое вслед «вот мышь серая, ни кожи, ни рожи…». До чего обидно! Уж старую Киру Васильевну я точно ничем не обидела.

Вот и сейчас я, едва сдерживая слезы, стояла у двери в бухгалтерию. Вообще то мне нужно было войти и отнести бумаги главбуху, но меня задержало услышанное.

Марина Сергеевна, пятидесятилетняя молодящаяся главбухша, чуть понизила голос, но мне все равно было все слышно из за двери.

– И ведь вы понимаете… – говорила она двум моим коллегам – Маше и Лене, девушкам чуть старше меня, но куда красивее и интереснее. – Эта серая мышка Алиска к Петровичу клинья подбивает… Я вчера видела – он к нам вошел, а она встала так к нему спиной, задницу свою костлявую отклячила, а потом как махнет головой – так, чтоб ее крысиный хвостик его по носу ударил, мол заигрывает…

– Да да, я тоже видела! – подтвердила Лена, большая любительница сплетен.

– Вот казалось бы – куда ей! Ведь ни внешности, ни мозга, – с упоением продолжила Марина Сергеевна. – Одеваться не умеет, может, даже подмышки не бреет… А такая наглость! Все не успокоится никак…

Я почти перестала слышать, что она говорит. Невольные злые слезы выступили на глазах, сердце свело болью обиды. Какая несправедливость!

Да мне никогда в жизни не пришло бы в голову заигрывать с нашим начальником Андреем Петровичем, эффектным тридцатилетним мужчиной, нередко заглядывавшим в бухгалтерию по делу.