Пока санитары осматривали руку, телохранитель переписывал со школьного удостоверения мое имя и адрес. Я не хотела ему мешать, но тем не менее не выдержала и решила быстро спросить.

– Простите, сэр! Он поднял взгляд.

– Что, детка? – Если честно, меня никто так не называл. Даже мама. Вернее, назвала всего один раз, когда в Марокко я хотела спустить в унитаз папины кредитки (в качестве

мести за та, что он притащил нас в чужую страну).

Так вот, обращение «детка» поразило меня до глубины души. Я подумала, что будет крайне невежливо спрашивать, когда это все закончится. В конце концов, он делает свою работу. И, немного поколебавшись, я спросила:

– С президентом все в порядке? Телохранитель улыбнулся:

– Да, солнышко. За это спасибо тебе.

– Здорово! А как вы думаете, мне… э–э–э… скоро можно будет уйти?

Санитары многозначительно переглянулись.

– Боюсь, что нет, – ответил один из них. – У тебя, девочка, сломано запястье. Надо сделать рентген, но десять к одному, что тебе наденут гипсовую повязку, на которой потом распишутся твои поклонники.

Поклонники? Какие еще поклонники? И мне нельзя, совсем нельзя ставить гипс! Тогда уж родители точно узнают, что я пропустила занятия.

Хотя… можно будет что–нибудь соврать. Например, сказать, что я поскользнулась на лестнице, ведущей в студию. А вдруг они спросят про меня Сьюзен Бун?

Боже, до чего убогая у меня фантазия.

– А может, – промямлила я, – может, я все–таки пойду? А завтра схожу ко врачу. Мне уже намного лучше.

Санитары и телохранитель посмотрели на меня как на ненормальную. Я только сейчас увидела, что рука у меня распухла до невероятных размеров и дергалась, как дергаются сердца, приготовленные для имплантации, в научных телепередачах. Но она почти не болела. Если я не шевелилась.

– Просто за мной вот–вот должны заехать. Так что я, наверное, все–таки пойду, – предложила я довольно–таки неуклюжий аргумент.

Телохранитель не прерывал меня, а затем ласково произнес:

– Солнышко, скажи номер телефона, по которому я смогу связаться с твоими родителями! В любом случае им надо позвонить насчет твоей медицинской страховки.

Боже! Все, теперь они точно узнают правду. Итак, выбора у меня не было.

– Послушайте, – быстро и сбивчиво забормотала я. – Не надо им об этом рассказывать. То есть, об этом, конечно, надо, но не о том, что я прогуляла художественную школу и все это время проторчала в «Статике». Ведь эту часть можно опустить? Иначе у меня будут еще большие неприятности.

Телохранитель сморгнул: он явно не понял, к чему сводилась моя патетическая речь. Хотя это и очевидно: какая художественная школа? Какой «Статик»?

Наконец он, по–видимому, решил, что со мной надо быть осторожнее. А вдруг я повредила еще и голову?

– Ты, главное, не волнуйся, – еще более ласково сказал он.

Ну что же, пусть хоть так. Я дала ему мамин и папин рабочие телефоны, закрыла глаза и прислонилась к спинке сидения. Ведь все могло быть намного хуже. Скажем, вдруг мне бы имплантировали в нос куриную кость? 

Вот перечень обстоятельств, которые свидетельствуют о том, что спасение жизни президента США полностью изменило твою жизнь: 

10. Машину скорой помощи, в которой тебя везут, сопровождает полицейский эскорт. Более того, вы едете не просто в больницу, а в больницу имени Джорджа Вашингтона –ту самую, куда привезли президента Рейгана после покушения. 

9. Тебя везут по отдельному коридору мимо истекающих кровью бомжей, беременных женщин, людей, случайно выколовших себе глаз карандашом, и т.д. 

8. За тобой повсюду следует толпа телохранителей в черных костюмах.