– Скажи, что не хочешь меня, только не ври, и я отступлю.

– Я… – Сибил опустила голову.

– Нет. – Сгорая от нетерпения, он схватил ее за плечи и встряхнул. – Нет, смотри на меня и говори честно.

Она уже лгала ему, и ложь давила на нее, словно свинец. Еще одной лжи ей не вынести.

– Это только все осложнит.

Его золотистые глаза торжествующе вспыхнули.

– Да, черт побери, но сейчас мне на это наплевать. Поцелуй меня. Как следует поцелуй.

А что еще ей оставалось? Первобытное желание, какого она никогда прежде не испытывала, делало ее беззащитной перед ним. Их губы снова встретились, ее – такие же жадные, такие же отчаянные, как его. И тихий стон, вырвавшийся из ее горла, был лишь слабым эхом страсти, пронзившей ее.

Поцелуй уже балансировал на грани боли, лишая способности соображать, оставляя лишь быстро сменяющиеся ощущения. Сибил лишь на секунду оторвалась от него, жадно глотнула воздух. Впервые в жизни она полностью подчинилась физическому влечению и жаждала завершения.

Филип сдернул с нее жакет и небрежно отбросил его на палубу. Ему необходимо было ощущение, вкус ее кожи. Вслед за жакетом полетела кремовая блузка, и его пальцы добрались до обтянутой кружевами груди.

Ее кожа оказалась теплее шелка и, как ни странно, еще шелковистее. Одним нетерпеливым движением он расстегнул и отшвырнул ее бюстгальтер и впился губами в нежную плоть.

Солнце ослепило ее, ослепило даже сквозь крепко сжатые веки. Сибил ничего не видела, только чувствовала. Горячие, жадные губы завладели ее ртом. Требовательные, почти бесстыдные руки метались по ее телу. Ее собственные – жалобные? – всхлипывания отдавались в голове пронзительными криками.

Сейчас! Скорее! Немедленно!

Сибил неловко стянула с Филипа джемпер, обнаружила крепкие мышцы и старые шрамы. В тот же момент юбка соскользнула с ее бедер явно не без помощи Филипа.

Ее чулки заканчивались эластичными кружевами, и Филип мог бы оценить головокружительную смесь практичности и женственности, но не на этот раз. Сейчас им двигало единственное желание – обладать, и, сорвав последнюю преграду – крохотный кружевной треугольник трусиков, он с удовлетворением уловил ее прерывистый вздох.

Сибил вскрикнула, содрогнулась, ее тело натянулось, как струна, и обмякло, голова упала на его плечо.

Он подхватил ее, опустил на один из узких диванчиков, подмял под себя. Кровь громко стучала в его висках, сердце колотилось о ребра, как тупой топор, напряжение в паху требовало освобождения.

Судорожно дыша, не сводя глаз с ее лица, он сорвал с себя остатки одежды, впился пальцами в ее бедра, развел ноги и вонзился в нее. Резко, мощно, впитывая ее долгий, долгий стон…

Сибил заметалась под ним, задрожала, выдохнула его имя.

Он вонзался в нее снова и снова, и она поднималась ему навстречу. Ее разметавшиеся волосы струились вокруг ее лица темным шелком, и он погрузил в них лицо, затерялся в ее аромате, погрузился в сверкающий мир – в возбужденную до помешательства женщину.

Ее ногти впились в его спину, зубы – в плечо, и она увлекла его за собой на вершину…

Филип лежал обессиленный, тщетно пытаясь наполнить легкие воздухом, впитывая легкую дрожь ее тела. Когда его зрение снова сфокусировалось, он увидел разбросанную по палубе одежду и одну черную лодочку на высоком каблуке. Усмехнувшись, он легонько куснул ее плечо, лениво погладил тонкие кружева чулка.

– Обычно я веду себя сдержаннее, но вы полны сюрпризов, доктор Гриффин.

Сибил все еще парила где-то вдали от реальности. Казалось невозможным приподнять веки, не говоря уж о руках.

– Что?

– Так, объективное наблюдение. Должен сделать вывод, что тебя никогда раньше не насиловали.