Хуже всех приходилось Марине Витальевне и ее помощницам, которые, красные и распаренные, с уполовниками в руках, метались у котлов, подобно суетливым чертовкам, поминутно утирая со лбов трудовой пот. Если Марина Витальевна и Марина-младшая еще держали марку приличия, оставшись в штанах и в майках (пусть даже они и промокли насквозь), то Фэра и Нита не выдержали и разоблачились, что называется, до формы одежды «номер один» (применительно к женскому личному составу), и теперь по-летнему блистали кожаными топиками, трусиками и голыми потными телесами. Будь здесь посторонние мужики, голодные до голого женского тела, то специфического восторга и гогота было бы не избежать, но мужики тут все были свои, что называется, «наевшиеся», у каждого из которых и свои жены были ничуть не хуже.

Но все же это было лучше, чем есть под стучащим по навесу проливным дождем, среди луж и под порывами холодного ветра. Жару обитатели каменного века терпеть были согласны, а вот холод нет. Наелись они этого холода по самые уши, поэтому приветствовали начало работы крытой столовой, несмотря на все имеющиеся в ней недоделки. Сыро, душно и жарко, но терпимо и к тому же когда-нибудь эти стены все же просохнут.

Успокоил всех Сергей Петрович, сказав, что глиняная штукатурка просохнет через пару дней, после чего стены будут побелены свежеразведенной гашеной известью. И для красоты – чтобы в помещении было светлее, и для дезинфекции. После завтрака в столовую пришел Валера с дрелью, украсивший центральные опорные столбы между столами дырками примерно сантиметрового диаметра, после чего в них были вставлены выточенные на токарном станке цилиндрические палочки. Получились такие симпатичные деревянные вешалки, на которых обедающие могли бы повесить свою верхнюю одежду. Чего уж там говорить – не догадались сразу наши великие строители, всего-то и не умыслишь. Но зато быстро реабилитировались, оперативно устранив обнаруженные недоделки.

На этом о столовой пока все. Самое главное, что с этого дня прием пищи перестал сопровождаться для членов клана неприятными ощущениями от холода, и риском простудных заболеваний. Ничем прочим особенным этот день не выдался, работы на прочих объектах, несмотря на занудный дождь, продолжались в темпе «держи вора». На стройке Большого Дома над местом долбления подвала был сооружен передвижной навес, который полуафриканки из бригады Андрея Викторовича перемещали на полметра каждые пять-шесть часов. Казалось, что на них не действовал ни холодный дождь, ни ветер, когда они – полуголые, блестя коричневыми телесами – бегали с тачками, выгружая из будущего подвала надробленный известняк.

На все просьбы надеть парки и штаны они говорили, что привыкли к холодной и мокрой погоде еще там, на побережье, в своей позапрошлой жизни, когда Тюлени были обычным племенем охотников на морских животных. А охота – она бывает не только летом, когда теплая вода, ласковое солнце и голубое небо, но и зимой, когда море становится серым, злым, сплошь покрытым белыми барашками, под таким низким серым небом с холодным пронизывающим ветром. И в такую погоду зачастую приходилось садиться в кожаные лодки, и, отчаянно гребя короткими веслами, выходить в такое неласковое море, чтобы добраться до лежбища тюленей или птичьего базара, до которых нельзя дойти по берегу. Такой дождь, как сейчас – это еще благо, потому что вода в нем не соленая, и кожа после нее совсем не чешется. Лучше потом, после работы, скинув промокшую летнюю одежду, голышом влезть в сухие и теплые парку и штаны, сразу обсохнув и согревшись. Потом сытный горячий ужин, где много мяса, жира, картошки и прочих прелестей, от которого в животе становится очень хорошо, после чего крепкий сон в жарко натопленной казарме, а с утра все сначала.