— Ну-с, как новейший авангард? — сказал он, тряся ее руку, словно ему это очень нравилось, и говоря голосом удивительно жиденьким для такой корпулентной фигуры. — Как последний шаг прогресса?

— Вы должны познакомиться с моим отцом, — сказала Кристина-Альберта.

— Как, оно имеет отца? А я думал, оно просто выросло, как Топси, — из Ницше, и Бернарда Шоу, и всех прочих.

— Кха-кха, — сказал мистер Примби.

Мистер Лэмбоун обернулся к нему.

— Что за наказание — дочери! — сказал он, слегка поклонившись в сторону Кристины-Альберты. — Даже лучшие из них.

Мистер Примби ответил в духе родителя из Вудфорд-Уэллс:

— Она очень хорошая дочь, сэр.

— Да, но они не то, что сыновья.

— У вас, я полагаю, есть сыновья, сэр.

— Только в мечтах. У меня не хватило вашего мужества превратить сон в явь. Теоретически я женился сотню раз, и вот я здесь своего рода холостой дядюшка для всех. Рыщу среди молодежи и наблюдаю ее поведение (его умные глаза спокойно взглянули над болтающим ртом на Кристину-Альберту) с ужасом и восхищением.

В дверях появились два новых гостя, и мистер Лэмбоун отвернулся от мистера Примби, чтобы приветствовать их, едва Фей с ними поздоровалась. Свирепого вида молодой человек с огромной копной черных волос и миниатюрная девушка, точно фарфоровая куколка, одетая так, чтобы на мысль приходил Ватто.

Разговор стал общим, и мистер Примби отступил за задний план.

Он оказался рядом со своим сребровласым другом у книжного шкафа.

— Я никак не ожидал званого вечера.

— Я тоже так считал.

— Я переехал только сегодня днем, а фургон задержался, и много моих вещей еще не распаковано.

Сребровласый сочувственно кивнул.

— Так часто бывает, — прожурчал он.

Все говорили очень громко. Расслышать что-нибудь было трудно. Разговор шел сумбурный, а чуть двое-трое начинали проявлять интерес к тому, что говорили, Фей Крам, как хорошая хозяйка дома, немедленно их перебивала. В студии каким-то образом оказались еще люди, которых мистер Примби воспринял лишь смутно. Например, рыжая девица с глубочайшем декольте, а сзади можно было увидеть чуть ли не ниже талии. Он кхакхакнул и хотел что-нибудь сказать по этому поводу сребровласому — что-нибудь холодное и спокойное. Но не сказал. Не нашел ничего достаточно холодного и спокойного.

Подошла Фей Крам и спросила, не хочет ли он виски или пива.

— Благодарю вас, но не после этого приятного кьянти, — сказал мистер Примби.

Разговор словно становился все шумнее и шумнее. В одном углу Гарольд Крам громогласно читал стихи Вейчела Линдзи. Затем подошел мистер Лэмбоун и заговорил о погибшей Атлантиде, но мистер Примби стеснялся говорить о погибшей Атлантиде с мистером Лэмбоуном.

— Все хорошо, папочка? — спросила Кристина-Альберта, продрейфовав мимо и не дожидаясь другого ответа, кроме «кха-кха».

Потом появились три молодых человека с граммофоном, который, по их словам, они только что купили, а Фей обнаружила, что про пиво забыли, и отрядила Гарольда пойти занять несколько бутылок у соседей. Эти новоприбывшие не произвели особого впечатления на уже пресыщенный мозг мистера Примби, если не считать того, что владелец граммофона, белобрысейший молодой человек с длинным умным носом, вошел с граммофонной трубой на голове в качестве шляпы, и что он во что бы то ни стало хотел этот граммофон завести.

Музыка по большей части была танцевальной, джазовой с парой-другой вальсов, и она заметно оживила мистера Примби.