Наташа наткнулась на него возле самого номера Габриелы. Он, скрючившись, лежал на полу и царапал дверь универсальным ключом.

А за дверью скулила собака.

Наташа хотела уже плюнуть на все – главное, спасти Романа. Но не смогла, выхватила у него из руки карточку ключа и чиркнула по замку. На счастье, дверь открылась сразу, и, чуть не сбив Наташу с ног, из комнаты вылетела Дуся.

Глаза у нее были дикие, язык свисал. Что вело ее по коридорам отеля, может быть инстинкт, но через минуту она бросилась в объятия Габриели, которая чуть не задушила свою любимую.

– Пошли, Ромка, пошли! – тащила Корзуна к выходу Наташа.

Но тот уже не реагировал. Тело его стало безжизненным и очень тяжелым.

Наташа и сама еле двигалась, у нее уже мутилось в голове, тупое движение вперед казалось бессмысленным и бесполезным, уже наступало то безразличие, после которого человек сдается.

Но она тащила и тащила Романа.

Когда до лестницы осталось всего шагов десять, она упала. Попыталась встать, но ни ноги, ни руки не слушали ее. Она облокотилась о стену и завыла в последнем, мучительном желании выжить.

Рядом что-то ослепительно вспыхнуло, потом докатился звук взрыва, но Наташа этого уже не слышала.

– Ковролин горит, – высказался кто-то в толпе.

Народ любой страны падок до всякого рода происшествий, какими бы ужасными ни оказались последствия. Психологически это оправдано. Каждый подсознательно думает: хорошо, что это не со мной. И только отчаянные безумцы могут кинуться в самое пекло катастрофы. Чаще всего они не помогают, а только вносят нервозность, сумятицу и неразбериху. Многие при этом гибнут. Но находятся и комментаторы-знатоки вроде этого с ковролином.

Он был безусловно прав – горел ковролин. Но эффект газовой горелки создавался не им. Пластиковая отделка коридоров, оклеенная для красоты пленкой под дерево и купленная по наводке Ахмата, оказалась горючей. Его обманули, подсунув липовую спецификацию. Импортные точечные светильники, щедро звездами разбросанные по потолку, тоже оказались из горючих материалов.

Иностранцев выводили партиями. Удивительно организованные люди. Словно у себя на родине каждый из них горел как минимум дважды. Они не кричали и не обсуждали ничего. По крайней мере, без экзальтации. Некоторые прихватили с собой фотоаппараты и видеокамеры. И снимали, снимали, снимали. Кто знает, на память ли, за будущие ли деньги со своих телестудий.

Чуть в стороне от толпы Ставцов быстро организовал подобие эвакопункта. Его никто об этом не просил. Он сам выдумал себе это занятие, а когда Чарли уразумела суть того, что он делает, на одно мгновение только у нее мелькнула мысль, что ее подчиненный, которого все считали весьма недалеким человеком, единственный из персонала, кто без шума и суеты делает свое дело.

Ставцов достал откуда-то стол. В летнем кафе были реквизированы пластиковые стулья. Четыре его помощницы вылавливали в толпе постояльцев отеля и вели к нему. Он заносил их в список и частью отправлял в «Рамчуг» к своей жене., частью к коллегам из других отелей. Работа кипела, но без суеты и нервотрепки. Ставцов всегда был основательным человеком. Он первый понял, что соваться в огонь и делать то, что должны по долгу службы делать другие, не следует. Только мешать будешь. Его место здесь.

Адвентисты тоже устроили нечто подобное пункту первой помощи, они поили всех желающих кофе, кутали в одеяла и при этом громко распевали псалмы…

Чарли узнала о пожаре одной из последних. Она заперлась в своем кабинете, никого не впускала и не отвечала на звонки.

От унылого одиночества ее смог оторвать только отец.

Он сильно постучал в дверь и сказал:

– Черри, я пришел мириться.

Чарли невольно улыбнулась. Теперь история с проституткой казалась ей мелочью.