Секунды боя человека разумного с братом меньшим, казалось, растянулись на часы. Рассмотреть, чья сторона одерживает верх, имел возможность только Данила-мастер по «ночнику», но он воздерживался от комментариев. Все остальные напрягали слух, пытаясь понять, что происходит в сумраке рядом с ними. Звуки схватки переместились вниз к земле и совсем неожиданно затихли. Нет, еще рывок, еще шумное шевеление… И опять все затихло. Похоже, продолжения не последует.

— Ну ты закончил, Митюша? — раздался в темноте спокойный голос Данилы-мастера. — Чего лежать, вставай. На том свете отлежишься. Как ты?

— Вымазался, как чушка, с этой проклятой псиной, — сказал Митяй, в голосе которого слышались нотки искренней досады.

— Форму только перед выходом постирал. А заканчивают, сам знаешь на ком…

— Нет чтобы о безвинно убиенном песике поскорбеть, о его бедной собачьей душе, так он о тряпках тревожится и скабрезности изрекает, — с осуждением сказал Данила-мастер.

— Не о тряпках, а о личной чистоте тела забочусь, — уточнил Митяй. — В какой стороне тут ручей? Есть искреннее желание сполоснуться и сменить белье.

— Отставить ручей! Из фляги ополоснешься, — приказал Веклемишев. — Время поджимает. Минута на баню.

— Есть из фляги! — безмятежно согласился Митяй. — Данила, слей.

— А классно ты этого зверюгу подловил, — под журчание воды похвалил Митяя Данила-мастер. — Крис в самую глотку загнал.

— Это нетрудно было. У пса пасть в четыре кулака — голова влезет. Он в прыжке ее разинул, на горло мое нацелился, тут я его и поймал. Хорошо клинок длинный, далеко вошел, а рукоять с кистью снаружи осталась. Эта скотина зубищами как клацнула, думал, крис пополам перегрызет. Руку бы напрочь отхватил, если бы под клыки попала. Да и ты ему влепил пулю хорошо, в самую грудь. Силы у кавказца уже не те были, — умываясь, спокойно поведал подробности боя с псом Митяй. — Хотя поваляться все равно пришлось маленько, чтобы удержать этого бугая, пока он не сдох.

Неожиданно из темноты, оттуда, где лежал поверженный пес, раздался хрип, перешедший в стон. Он был громкий, протяжный и так похож на человеческий, что Вадим даже вздрогнул.

— А вот сейчас точно сдох зверь, отошла псина в мир иной, собачий, — доложил Данила-мастер, высмотрев в прибор ночного видения подробности кончины собаки. — А все-таки хороший экземпляр был…

Он не договорил. Все застыли, вслушиваясь в ночь. Совсем близко, возможно, из соседнего двора, послышался собачий вой. Мгновение спустя к нему присоединился вой еще одной собаки, за ней следующей… Через полминуты со всех концов села несся горестный вой. Похоже, все собачье население аула оплакивало своего павшего собрата. Веклемишев впервые слышал подобный траурный концерт, и снова мурашки пробежали по его коже.

— Сваливать надо, — убежденно сказал Митяй. — Как бы эта зубастая братва за своего Шарика не устроила нам кровную месть.

— Кто его завалил, тот и кровник — его и грызть будут, — уточнил Данила.

— Да пошел ты, — незлобиво парировал укол Митяй. — А кто первый стрелял? Эх, нам бы сейчас «оралку» ультразвуковую, сразу бы этот концерт прекратился.

— Отставить разговоры, — повысил голос Веклемишев. — Рта не закрывают, болтуны. Распустились тут… Марш вперед! Построение прежнее.

Собачий вой сопровождал пробирающуюся огородами пятерку, пока они не выбрались из села, и еще долго был слышен за их спинами. Конечно, Митяй был прав, «оралка» — миниатюрный ультразвуковой генератор, машинка, оглушающая собак, обладающих не только тонким обонянием, но и таким же слухом, сейчас бы не помешала.