– Как же я смогу пойти к зубному? – робко спросила я.

– Разве нельзя сделать это завтра или послезавтра? Во всяком случае, сегодня ты пойти точно не можешь, это исключено. У нас полный отель постояльцев. Ну как можно доводить себя до расстройства желудка в самый разгар сезона! Просто безобразие!

Ни завтра, ни послезавтра меня не устраивали. Во что бы то ни стало я должна была прийти к цветочным часам сегодня. Мне хотелось закричать это, однако пришлось молча выслушивать слова матери.

– Давай давай, поторапливайся, а когда закончишь накрывать в столовой, придешь помогать мне заправлять постели, хотя бы в одной комнате.

Как всегда, приказания матери нагоняли на меня хандру. Мне казалось, что меня избивают и унижают.

После завтрака я мыла посуду. Выбрасывала недоеденные ломтики ветчины, мыла испачканные йогуртом ложки и выливала остывший кофе.

Сейчас постояльцы опять начнут собираться в столовой. Первыми появились женщина с могучей грудью в бюстгальтере и шортах и юноша в солнечных очках. Я поспешно вымыла руки. Они заказали кофе эспрессо и чай с лимоном. Когда я сказала, что есть только кофе американо, женщина надула губы, а мужчина фыркнул. Я достала из холодильника лимон, который только что туда положила, и нарезала его ломтиками.

Потом они заныли: «У вас нет конфитюра из черники? Сыр слишком твердый, подогрейте еще раз тосты, а ножи слишком грязные…» И все это залпом, на едином дыхании.

Грязная посуда была горкой свалена в мойке. На чашке, из которой пила женщина, остались следы ее розовой помады. Сколько я ни терла чашку губкой – помада не отмывалась.

Выезжающие гости сгрудились в холле. Я слышала, как мать трижды меня позвала: «Мари, Мари, Мари!» Хотя было еще рано, но утренняя свежесть уже исчезла, и гости раздраженно звонили в колокольчик на стойке. Я швырнула испачканную помадой чашку в помойное ведро, и она раскололась со слабым звуком. Держу пари, наша уборщица наверняка выдумала себе болезнь. Она догадалась, что сегодня я буду ждать почтальона, и решила мне помешать. Возможно, она затаила на меня злобу за то, что я подняла перед матерью вопрос о шкатулке с бисером. Хотела ли она таким образом меня наказать? Или ей просто доставляло удовольствие делать все мне назло?

У меня не было способа отменить свидание. Дома у переводчика нет телефона. Любыми способами мне нужно успеть к двум часам. Я была готова сделать все, что только пожелает этот человек.

После того как поток постояльцев схлынул, я решила тайком от матери снова позвонить уборщице.

– Как ваш живот? – спросила я.

– Спасибо за беспокойство, – ответила она, как мне показалось, с уверенностью человека, успешно выигравшего сражение.

– Надеюсь, вы не пьете слишком много пива?

– А почему бы и нет? В такую жару это объяснимо.

– Мама недовольна.

– Она из тех людей, которые вечно всем недовольны.

– Зачем вам понадобилось притворяться больной?

– Притворяться больной? – Уборщица рассмеялась, словно сочла мои слова смешными. – Перестань говорить глупости! Зачем мне лгать, чтобы не пойти на работу? Я ведь этим зарабатываю себе на жизнь.

– Не делайте вид, что не понимаете.

Мать выключила пылесос, и внезапно стало тихо. Я приблизила трубку к губам и прикрыла ее ладонью:

– Я разгадала ваш замысел. Вы хотите таким способом задержать меня в отеле, чтобы я не могла пойти к зубному.

– Какие глупости ты говоришь. При чем тут я? Ты собиралась пойти к зубному, но не пошла, а меня это не касается. Дантист – это дантист. Просто дантист.

Я услышала в телефонной трубке звук размешиваемого льда: она что то пила. Как всегда, уборщица была занята жадным поглощением пиши, причем даже не пыталась это скрывать.