– Если бы я делал так с самого начала, сейчас тебе не было бы больно.

Каблуки на его замшевых туфлях сбились, подошва стерлась. Туфли напоминали сушеные грибы. Они были в ящике, рядом с которым находился шарф.

Я впервые видела его босые ноги. И не только ноги. До сих пор я не видела ничего, скрытого под одеждой этого мужчины. При одной мысли, что когда нибудь я смогу прикоснуться к нему губами, мое сердце начало учащенно биться.

– У тебя хороший рот, который может хорошо работать.

Переводчик сидел, скрестив ноги, на краю кровати. Стоя на коленях, я начала постепенно надевать на него туфли, начиная с кончиков ногтей. Это была жуткая работа. Форма его ног оказалась неправильной, и надеть на них обувь было нелегко.

Он уже не гневался. Я так и не поняла, что его успокоило. Когда я пришла в себя, шарф вдруг развязался и соскользнул с моей шеи. Мужчина, дыша мне в плечо, лег на кровать. Он притомился больше, чем я. Волосы его слиплись от пота, а кожа казалась разгоряченной. Я хотела глубоко вздохнуть, но от поспешности закашлялась. Согнув спину, я прочистила горло. Неужели и глаза мои будут видеть, как прежде? Я поморгала, чтобы убедиться, что с ними все в порядке.

Неужели из за того, что шарф плотно охватывал мою шею, цветочный узор на нем смялся? Один кончик шарфа оторвался, как если бы за него сильно тянули, и теперь были видны торчащие нитки. Казалось, что разбросанные повсюду пятна запачкали все цветы. Их следов на шарфе больше не было видно. На нем остались только пятна крови, капавшей из моего рта, но они были свежие, красного цвета.

– Ну а теперь вторую, – с этими словами мужчина перекинул ноги. Когда же он успел причесать растрепанные волосы и освежиться?

Ноги у него были чистые и ухоженные. От них исходил слабый запах мыла. Но почему то они выглядели очень старыми.

Кожа у переводчика была сухая и белая, пятки потрескавшиеся. Оба мизинца, из за того, что их запихивали в тесную обувь, оказались искривлены. С тыльной стороны вздулись вены, лодыжки были бугорчатыми. Волоски, росшие у основания пальцев, прикасаясь к моей щеке, щекотали ее. Я пыталась облизнуть их языком так, чтобы он этого не заметил. Мне хотелось целовать его ноги.

Мои губы были влажными и напряженными. Они могли бы ухватить любую часть его уставших ног. Кровь, которая только что из них текла, окрасила губы в более яркий цвет, резко контрастирующий с цветом кожи на моих ногах.

Я касалась его только губами. Переводчик сидел на кровати в пиджаке, а я рядом – совершенно голая. При этом мне безумно хотелось его обнять.

Я поглаживала каждый изгиб его ноги. Мои губы искусно двигались, словно это он приказывал мне.

…В это время года, когда мы садились на прогулочный катер, он всегда был полным. Если не везло, то нельзя было даже присесть, и нам приходилось стоять на палубе. Полуобнаженные люди оживленно болтали. Я старался по возможности этого не замечать и сидел в отдалении – на скамейке возле лестницы. Отсюда через окно не было видно моря, и тут стоял одинокий, не пользовавшийся популярностью стул. Время от времени кто нибудь по незнанию опускал на скамейку свой рюкзак, но я сбрасывал его на землю и садился туда сам.

Остальные пассажиры старались не встречаться со мной взглядом, делая вид, что меня не существует.

Но меня это устраивало. Я люблю думать о тебе на корабле, заполненном людьми. Никто среди этих людей не знает про то, что я пинал тебя ногами Никто не знает, что твоя левая грудь немного больше правой и что когда меня что то пугает, я сразу начинаю теребить мочку уха да и про то, что у тебя на бедре есть родинка тоже никому не известно. Каким прекрасным становится твое посиневшее лицо, когда, умирая от удушья, ты взываешь о помощи. Я единственный, кто знает тебя. Только я прикасался ко всем частям твоего тела Я преисполняюсь радостью, когда осознаю, что я единственный владею этой тайной, а никто другой на прогулочном кораблике тебя не знает.