|
Ни Лиз, ни Эрнеста. Он был предоставлен самому себе, отрезан от людей, в обычных условиях бравших на себя его повседневные заботы. Но, к своему удивлению, он обнаружил, что ему все это нравится. Нравится своей новизной. Один в чужой глуши, голодный, правда, с туго набитым пятисотфранковыми купюрами бумажником. Вряд ли ему грозит крупная катастрофа. Во всяком случае, невозможно предаваться унынию, глядя на увлеченно катающих шары смеющихся и спорящих стариков.
Появившаяся в дверях девушка, заметив, что стакан пуст, раскованной ленивой походкой, какой ходят живущие под солнцем южане, подошла к столику. — Un autre? — Merci. Улыбнувшись ему, она удалилась, лениво покачивая бедрами под короткой ситцевой юбкой и мягко шлепая стоптанными сандалиями. Интересно, какой она станет через двадцать лет, не превратится ли персик в вяленый чернослив. Когда она вернулась, Саймон спросил, где можно переночевать. Она изобразила классическую французскую гримасу — подняла брови и выпятила губы. Мадам Дюфур пускала на ночлег, но до Пасхи там никого не будет. Отели есть в Горде. Она махнула загорелой рукой куда-то на запад, словно Горд находился где-то на краю цивилизации, в тысяче миль отсюда. Дело в том, сказал Саймон, что ему не на чем добраться до Горда. — Ah bon. — Прикусив губу белыми зубами, девушка на секунду задумалась. — Attends. Je vais chercher Maman. Саймон слышал, как она зовет мать, затем последовал громкий оживленный разговор, из которого он не понял ни слова. Появилась мамаша, необъятных размеров женщина в цветастом платье и домашних шлепанцах. Следом шла девушка. Мама одарила Саймона ослепительной улыбкой, блеснув золотыми зубами, оттенявшими пушок над верхней губой. Она опустилась рядом с Саймоном, заполнив собой весь стул, и наклонилась к нему, излучая доброжелательность и аромат чеснока. Ничто еще не потеряно, заявила она. Месье не придется ночевать под деревом на деревенской площади. Над кафе имеется комнатка, pas grand’chose, но чистая. Месье может остановиться там, а поскольку в деревне нет ресторана, он может питаться с ними, по-семейному. Триста франков, включая пользование семейным душем. Voilà. Решено. Взяв вещи, Саймон последовал по узкой лестнице за девушкой, безуспешно пытаясь не поддаваться гипнозу покачивающихся в нескольких дюймах от лица бедер. Закрой глаза и думай о мамашиных усах. Они поднялись на крошечную площадку, и девушка открыла дверь в комнату не намного больше — чердак с низким косым потолком. Темно и жарко как в печи. Девушка распахнула ставни, и перед Саймоном открылась так восхитившая его панорама. Он оглядел комнату. Узкая койка, над ней голая лампочка, на полу потертый линолеум. Она напомнила ему спальню младшеклассников в годы учебы в пансионе. Если не считать открывающегося перед ним пейзажа. — Formidable, — произнес он, опуская вещи и разминая плечи. — C’est pas un grand lit, mais vous etes seul, — улыбнулась девушка. — Malheureusement, oui. Саймон обнаружил, что пожимает плечами, — заразная французская привычка. Девушка перешла к делу. Ужин через час, на кухне. Туалет этажом ниже за синей дверью. Если месье что-нибудь потребуется, они с мамой будут внизу. Саймон подумал было о телефоне, но решил отложить до завтра. Разложив вещи, пошел поискать синюю дверь и душ. Водопроводные устройства у французов, людей в общем изобретательных и со вкусом, часто шокируют иностранцев, привыкших к скрытым трубам, предусмотрительно приглушенным сливным бачкам и плотно закрывающимся кранам. Саймону потребовалась не одна минута, чтобы разобраться, как работают хлипкие, но довольно сложные комбинации труб и кранов. Наконец под аккомпанемент ревущих труб ему удалось по частям обмыться при помощи хитрого устройства на резиновом шланге, попеременно подающего то кипяток, то ледяную воду. |
