Он все время говорил решительно, наверное, потому, что долго готовился к разговору. — Тебя никогда нет дома, а я должен тебя ждать! Мне неинтересно с твоей тусовкой, а больше ты никуда не ходишь, потому что ты все время на своей гребаной работе!
— Давай ходить! — пылко и страстно крикнула Надежда. — Давай, я согласна!
— Поздно, — сказал муж. — Я тебя все-таки разлюбил, Надь. Ты понимаешь?
И тут она поняла.
Он никогда в жизни не называл ее Надей. Только Надюха или Надежда. Надя — персонаж из другой жизни, в которую они сейчас, должно быть, только вступали.
— Ты меня разлюбил.., совсем? — жалобно спросила она. Слезы подступили к последнему рубежу обороны, и никак нельзя было допустить, чтобы они прорвали плотину и затопили все вокруг. — Или еще все-таки не совсем?.. Если еще не совсем, давай.., ну хоть до Нового года назначим срок, а? Ты.., отдохнешь от меня, а там посмотрим…
— Да ничего мы не посмотрим, Надь! Все же и так ясно.
— Ясно, — повторила Надежда. — Ясно. И до Нового года ты не…
— Да зачем нам сроки?! Все рано ничего не изменится!
— Ты уверен?
Он перестал отводить глаза в сторону и кивнул.
— Ясно, — еще раз повторила Надежда. — Ну хорошо, что ты это сейчас сказал, а не когда я бы встретила тебя на улице с прекрасной и юной девушкой.
— Вот ты не веришь, а у меня на самом деле никого!..
— Я знаю, — сказала она. — Ты честный парень.
Наверное, нужно встать и уйти. Не собираясь, не рыдая, не спрашивая, куда пойдет он, где станет жить, и — самое главное! — с кем! Наверное, следует сохранять остатки гордости, хотя непонятно, кому они нужны: его нет, а остатки зачем?!.
Но она все-таки заплакала, и плакала недолго.
Когда она завтра вернется после работы домой, уже ничего не будет прежним.
Уже ничего и никогда не будет таким, как раньше, — простым, ясным, веселым и теплым. Даже если он одумается и вернется, она больше никогда не поверит ему до конца, и станет постоянно ждать подвоха, и высматривать в его темных глазах что-то такое, что уже когда-то было и из-за чего он так жестоко поступил с ней, а он будет думать, что, пока его не было, она жила с другим или сразу с несколькими другими, а в книгах по психологии пишут, что мужчинам особенно невыносима мысль «про других»!
Она сейчас уйдет, а завтра все изменится, окончательно и бесповоротно, как будто великан наступил на домик лилипута — в порошок не растер, но примял изрядно, и теперь все там, в домике, примятые, странные, не осознавшие своего нового положения.
И ничего нельзя поделать. Он даже ни о чем не спросил ее, когда принимал решение — за них обоих!
— Мне, наверное, лучше уехать, — сказала Надежда и сделала попытку встать с дивана, но так и не встала. — Я сейчас.., сейчас…
— Ты только трагедий не устраивай, а? — попросил муж. — Мне ведь тоже тяжело.
— Тяжело, я знаю, — согласилась Надежда. — Как ты останешься один?.. Без меня?..
— Я переживу, — отрезал он. — Ничего со мной не будет.
— И ты даже не хочешь мне объяснить…
— Не хочу, Надь, — сказал он устало. — Все, что мог, я тебе уже объяснил, а дальше я сам ничего не знаю. Разлюбил я. А зачем жить вместе, если нет любви?
На этот вопрос Надежда ответа не знала. Ей казалось, что жить вместе все равно стоит, чтобы не пропасть поодиночке, чтоб было кому сказать: «Смотри, какой падает снег!», или что больше нет сил, или что очень хочется на море. |