|
Так ли это? Ты можешь сказать об этом с уверенностью? Что же происходит в этом мире, я должна заглянуть туда и спросить обо всем, о чем они думают. Но не сейчас. Вон идет фотограф.
— Я хотела бы просить вас о фотосессии.
А, вот я и сказала это. У него скучающий вид. Интересно, он всегда такой? Действительно ли мой мир выбрал именно его? В любом случае он ничего об этом не знает. Мой вопрос его смутил. Но я ничего не знаю, на самом деле я не знаю, смутился он или нет.
Возможно, он намерен проверить, кто я.
Проверяет.
Ты меня проверяешь?
Ну и что мне делать? Может быть, следует рассказать ему все… все о мире, что таится у меня в голове… сказать ему, что он избран?
— Так вы действительно хотите фотографировать меня? О, опять! Какой у него скучающий вид! Вероятно, это его нормальное состояние. У него всегда такой вид… да ладно, бросьте! Хватит этих пошлых штучек. Прошли времена, когда мужчина мог напускать на себя разочарованный вид и пользоваться этим, все это закончилось, когда на улицы Лондона вышел Джек Потрошитель. Если хотите знать, так это именно он, Джек Потрошитель, все изменил, да-да, Джек Потрошитель.
Но разве я называла ему свое имя? Кажется, называла… да, определенно называла, когда звонила ему.
— Так это вы звонили мне вчера?
Не говори ничего, что доступно чувствам, ну же!
Ох, рассмешил! Нет, мне действительно смешно. Это напомнило мне фотографию из журнала «Best-select», которую отметил мой сказочный мир. Там был изображен русский тюремный надзиратель, который, смеясь, ломал пальцы заключенного. Под фотографией имелся комментарий японского писателя, у которого лицо все обвисло, как козье вымя: «Это смех палача, который и означает настоящую пытку».
Я едва успокоилась.
— Значит, после этого вы сразу же сели на самолет?
Именно. Точнее не скажешь. Теперь припоминаю: я звонила из салона первого класса «Сакура» в Нарита, проверить, на месте ли ты.
— Видите ли, проблема в том, что я не взял с собою фотоаппарата.
Что? Что он там говорит? Я не расслышала, что там с твоим фотоаппаратом? Я уверена, что ты единственный, кто мог бы меня сфотографировать, но почему? Ты должен знать об этом лучше, чем кто-либо другой.
— Вы по делам прилетели в Нью-Йорк?
Ах, не стоит так уж стараться, я прекрасно вижу, что ты хочешь прикинуться простачком, но, если ты начнешь переигрывать, я знаю одну проницательную девушку, которая живо поднимет тебя на смех.
— Я прилетела только из-за этого…
Я бы приговорила тебя к смертной казни.
— Я не совсем понимаю.
Да, было бы неплохо убить тебя.
— Но я вас не знаю.
Но нельзя же быть знакомыми вечно.
— Но я здесь.
Да, сейчас ты начнешь разглядывать меня, ну посмотри еще, я близорука, так что мне можно смотреть прямо в глаза, и это не будет меня особенно смущать.
— Чем вы занимаетесь?
У меня нет выбора, я расскажу тебе о том, что происходит в моей голове.
— Я актриса.
Все это произошло в воображаемом мире, погоди, я расскажу тебе… Это случилось, когда я поехала с отцом на этот остров, что на юге… как же он назывался? Там папа впервые встретился с мамой и ее отцом, это было до войны, значит, это точно был один из островов, которые оккупировала японская армия… может быть, Новая Гвинея? Или Минданао, или же какой-нибудь другой остров у берегов Филиппин, но в любом случае прошло уже больше десяти лет, так что пускай будет Новая Гвинея или Минданао. Там не было никакой туристической инфраструктуры… Мама не поехала с нами, не помню почему…
Нет, во всяком случае я уверена, что это был не Таити.
— Вы забронировали себе номер?
Ну так вот, и на этом южном острове…
— Вы знаете историю про гнома с южного острова?
— Как? Историю про гнома? Ну да. |