|
Письмо, на которое Александра так рассчитывала, которое не смогла игнорировать, оказалось загадкой без отгадки. И теперь художнице казалось, что она с самого начала, узнав о письме, хотела приехать в Амстердам вовсе не затем, чтобы найти приятельницу и помочь ей, а затем, чтобы убежать, хоть на пару дней, от своих собственных, нерешаемых проблем. В последний раз взглянув на каток, Александра пересекла трамвайные пути и двинулась в сторону Марнихстраат. Эта улица должна была привести ее к знаменитому на всю Европу рынку антикваров.
Глава 3
Теплый воздух пассажа коснулся обветренных щек, как ласковая рука. Закрыв за собой дверь, Александра разом оказалась в диковинном, запутанном мирке, похожим на лавочку Овцы в Зазеркалье, где Алиса так и не смогла ничего купить. Вдаль уходил коридор, казавшийся бесконечным из-за стеклянных витрин, наполненных разнообразными вещицами, задрапированных тканями. Вправо и влево тянулись такие же коридоры, наполненные сокровищами, старинными и не очень, настоящими и поддельными, ценными и грошовыми, нужными и бесполезными. У непривычного человека от такого разнообразия голова пошла бы кругом. Александра мгновенно ощутила себя в родной стихии, как пианист за роялем или охотник в чаще леса. Сердце сладко сжалось, ладони похолодели. Однажды, бродя по подобному рынку вместе с приятелем, старым и очень известным московским коллекционером, она услышала его замечание в свой адрес, полушутливое-полусерьезное. «У тебя совершенно меняется лицо, когда ты смотришь на весь этот хлам, Саша! – сказал Александре антиквар Эрдель, едва поспевающий за ней. – Глаза блестят, как будто ты влюблена до помешательства и идешь на свидание. Такие люди, как ты, обречены оставаться одинокими…» Тогда она отшутилась: «Что вы, Евгений Игоревич! Все еще печальнее… Я не влюбляюсь даже в вещи!» Теперь же, вспомнив слова старого друга, художница кивнула собственному отражению в старинном зеркале, стоявшем на перекрестке торговых рядов. «Так и есть, Эрдель прав! Это и есть моя любовь, моя жизнь – хлам, подделки подделок, отражения отражений. Это случилось само собой, постепенно… Когда-то я мечтала о простом счастье, о семье, но теперь не могу даже представить, кого еще смогу полюбить…» В застекленных витринах поблизости от входа в пассаж, между которыми неторопливо двигалась женщина, в основном теснился ширпотреб, рассчитанный на случайно заскочившего туриста. Преобладал английский голубой бисквит – вазочки, сахарницы и чашки, украшенные белыми накладными фигурками и орнаментами в античном стиле, приятные для глаза, уместные в любом интерьере. Они стоили не слишком дорого, изготовлялись массово и шли, как правило, на ура. Встречался костяной фарфор, такого же массового уровня, но неплохого качества. Александра скользнула взглядом по одному тонко исполненному букетику из маргариток и васильков. Лепестки были выделаны с такой живостью, что казались покрытыми росой. Правда, цена на букетик стояла предельно высокая, что исключало возможность перепродать его в Москве. «И все здесь так! – размышляла Александра, проходя мимо бесконечных фарфоровых выставок, витрин с восточными вазами, китайскими резными шкафчиками, корейским расписным металлом. – Все давно взвешено, оценено и разделено. «Мене, текел, упарсин», как на той огненной надписи, которую увидел на стене дворца пирующий царь Валтасар. Дураков тут не водится, а на умных не заработаешь!» Коридор, где выставлялись старинные игрушки, Александра миновала, даже не особенно вглядываясь в фарфоровые лица роскошно одетых кукол. В последнее время спрос на них сильно упал, а обременять себя таким громоздким багажом из-за ничтожной прибыли она не могла. После игрушек началась винтажная одежда. Груды, вороха, целые кипы вещей разной степени сохранности простирались вправо и влево. |
