— Мне хотелось бы, чтобы отец Да Коста присутствовал, если, конечно, это не помешает вашей работе, — сказал Миллер.

Врач был весь в белом, в ботах и в зеленых перчатках из резины.

— Хорошо, но пусть он стоит в стороне. Теперь пойдемте, надо поспешить. У меня в пять лекция.

Он прошел вперед них в коридорчик, а оттуда, через застекленные двери — в зал для вскрытий. Зал был снабжен фосфорными лампами, которые давали такой сильный свет, что от него резало глаза, и повсюду сияли его отражения в никелированных поверхностях столов и инструментов.

Янош Краско лежал на спине на столе возле двери. Голова его покоилась на деревянном бруске. Он был обнажен. Двое служителей стояли рядом с вертящимся столом, на котором были разложены всевозможные хирургические инструменты. Больше всего отца Да Коста удивил телевизор и две камеры; одна рядом с операционным столом, другая — в стороне на подставке.

— Как видите, господин кюре, — сказал Миллер, — прогресс идет полным ходом. Теперь здесь все заснято на пленку, и между прочим, на цветную.

— А это необходимо?

— Безо всякого сомнения. Особенно, когда в деле участвует какой-нибудь ретивый адвокат, не располагающий подробными сведениями и недоверчивый, — он всегда норовит прислать своего эксперта. Или, другими словами, еще одного выдающегося патологоанатома с собственным мнением по поводу того, что произошло.

Один из техников повесил на шею профессора микрофон, а Миллер добавил:

— Профессия медика славится разнообразием мнений, отец мой, я уже давно это понял.

Лоулор холодно улыбнулся:

— Не стоит с возрастом становиться ехидным, Ник. Вам доводилось присутствовать при вскрытии, отец мой?

— Не совсем так, как вы думаете, доктор.

— Гм. Ну, если вам станет дурно, то вы знаете, где раздевалка. И пожалуйста, стойте в стороне... вы все. Ну, господа, — сказал он, обращаясь к ассистентам, — начнем.

Зрелище, которое предстояло увидеть священнику, должно было быть кошмарным. И если этого не случилось, то исключительно благодаря Лоулору и общей атмосфере клиники, где работают профессионалы.

Профессор работал замечательно. Он был не просто мастером своего дела, не просто знатоком во всех областях медицины. Он творил, не выпуская скальпеля из рук, и не переставал комментировать свои действия. Голос его был сухим и четким.

— Все, что он говорит, записывается на пленку, — прошептал Миллер. — Для сопровождения видеофильма.

Священник зачарованно наблюдал. Профессор сделал скальпелем надрез в районе затылка и резким движением обнажил череп убитого, дернув за волосы и сняв его лицо, словно маску.

Затем он подал знак технику, и тот протянул ему маленькую электропилу, включив ее. Лоулор аккуратно пропилил окружность в верхней части затылка.

— Это пила фирмы «Сушер», — объяснил Миллер вполголоса. — Принцип ее работы основан на вибрации. Циркуляционная пила не дает такой точности.

Запах в помещении почти не чувствовался, потому то на потолке были укреплены специальные втяжные приспособления. Лоулор остановил пилу и вернул ее технику. Он снял отпиленный кусок черепа и положил его на стол, затем извлек мозг и аккуратно погрузил его в сосуд из красного пластика, который держал ассистент.

Тот отнес его в раковину, куда уже подошел Лоулор, чтобы произвести взвешивание. Он обратился к Миллеру.

— Я изучу это позже, а пока займусь телом, вы не возражаете?

— Не возражаю, — сказал Миллер.

Врач возвратился к трупу, взял большой скальпель и разрезал тело от горла до живота.