Она посмотрела на корзину, которую он ей показал, не зная, куда именно смотреть, чтобы оценить качество. Эцио улыбнулся, поняв это.
– Пошли, – кивнул он. – Я хочу кое-что тебе показать.
Они прошли через толпу на площадь Синьории и там сели на лавку близ лоджии, наблюдая, как мимо проходят люди в ярких одеждах. Впрочем, среди прохожих были и те, кто носил дорогой черный шелк и бархат.
– Кто они? – спросила Цзюн.
– Банкиры, – ответил Эцио. – Это своего рода униформа, чтобы они могли узнать друг друга, но она имеет еще одно преимущество: мы видим, что это идут именно банкиры.
Цзюн неуверенно улыбнулась.
– Красиво, правда? – продолжил Эцио. – Жизнь кипит!
– Да.
– Но не всегда. Половину моей семьи убили на этой площади. Казнили. Прямо здесь. Сорок пять лет назад. Мне было девятнадцать.
Он на мгновение закрыл глаза, в память о погибших, а потом продолжил:
– Но сейчас мне нравится бывать здесь, здесь так кипит жизнь, и я спокоен. И я рад, что прошлая боль давно рассеялась, – он серьезно посмотрел на нее. – Жизнь ассасина – это боль, Цзюн. Ты страдаешь сама, и приносишь страдания. И надеешься, что со временем она исчезнет. Это очень печально, знаю. Но такова жизнь.
Они некоторое время сидели в тишине. Цзюн казалась настороженной. Потом Эцио заметил, как она напряглась. Она что-то заметила в толпе. Вспышка? Униформа? Один из охранников Синьории? Но мгновение прошло, и Эцио расслабился.
– Ну ладно, – сказал он вставая. – Старику пришло время идти домой.
Она тоже встала, и они пересекли площадь, а потом пошли по улице, так знакомой Эцио, которая шла на восток, а потом сворачивала к северу от Палаццо.
Цзюн тайком бросала взгляды за спину.
На улице, по которой они шли, почти не было людей, и, в конце концов, они вовсе остались на ней одни. Внезапно Эцио услышал шум, но Цзюн, похоже, ничего не заметила. Эцио обернулся.
Он отскочил назад, подняв корзину, словно щит, за которым укрыл Цзюн. Как оказалось, он едва успел – брошенный кинжал вонзился в корзину. Не прошло и секунды, как кто-то приземлился рядом и сильно ударил Эцио в живот. Он пошатнулся и упал рядом с каменной стеной.
Тем временем Цзюн действовала со скоростью света. Она встала между Эцио и его противником – другой китаянкой, одетой точно так же, как сама Цзюн, только одежда противницы была более удобна для боя.
Две женщины кружили друг против друга в странном танце, очень медленно, а потом последовал резкий выпад. Девушки наносили друг другу странные скользящие удары ребрами ладоней и удары ногами настолько быстро, что Эцио едва мог уследить за их движениями.
Но он видел, что Цзюн уступает. Эцио прыгнул вперед, ударив нападавшую корзиной по голове, и сбил китаянку с ног.
Она упала на землю ничком. Цзюн шагнула вперед.
– Цзюн! Она притворяется!
В тот же миг загадочная женщина оказалась на ногах и бросилась на Цзюн с кинжалом в руке. Они упали на землю, покатились, борясь с яростью и ловкостью кошек. Их руки и ноги двигались так быстро, что движения казались размытыми.
А потом раздался дикий крик, противница отпрянула. Ее собственный нож торчал у нее из груди. Она пошатнулась, а потом повалилась на землю, ударившись головой о булыжную мостовую, и затихла. На этот раз это было не притворство.
Эцио оглянулся. Никого.
Он схватил Цзюн за руку.
– Бежим! – приказал он сквозь стиснутые зубы.
Пока они ехали домой в экипаже Эцио, Цзюн все объяснила. Эцио подумал, что она могла бы сделать это и раньше, если бы он дал ей такой шанс. Он мрачно слушал ее историю.
– Мой Наставник желал встретиться с вами. |