Во многих терапевтических школах превалирует тенденция ослаблять тревогу, отчаяние и трагические аспекты жизни. Разве мы не придерживаемся общего принципа, что тревогу необходимо вызывать только в той степени, в которой мы уже ее ослабила? В самой жизни мы сталкиваемся с самыми реальными кризисами; и в огромной степени заслугой именно экзистенциальной терапии является то, что она непосредственно противостоит этим трагическим реалиям. Пациент действительно может убить себя, если он делает такой выбор. Терапевт может не говорить этого: это просто отражение реальности, и важно не принижать ее значения. Символ суицида как возможности имеет очень большую позитивную ценность. Ницше замечал, что мысль о суициде спасла много жизней. Я сомневаюсь в том, что кто-то может серьезно воспринимать свою жизнь, пока не поймет, что это именно в его власти совершить самоубийство. 8
Смерть в любом из ее аспектов является тем фактом, который придает абсолютную ценность настоящему моменту. Один студент заметил: "Я знаю только две вещи. Первое, что когда-нибудь я умру, и второе, что сейчас я не мертвый. Единственный вопрос заключается в том, что я буду делать между этими двумя моментами". Мы не можем остановиться на этом вопросе более подробно, но хотим лишь подчеркнуть, что сущность экзистенциального подхода состоит именно в том, что в нем действительно серьезно воспринимается существование.
В заключение мы хотели бы сделать два предостережения. Первое это лежащая в основе экзистенциального подхода опасность обобщений. В самом деле, будет очень прискорбно, если терапевты станут использовать экзистенциальные концепции, не учитывая их конкретного, реального значения. Ибо необходимо признать, что существует соблазн затеряться в словах в тех сложных областях, с которыми имеет дело экзистенциальный анализ. Безусловно, можно быть здесь в такой же мере философски объективным, как и в отношении технических аспектов. Необходимо быть особенно осторожным с соблазном использовать экзистенциальные концепции в угоду рационалистическим тенденциям, так как они имеют отношение к реальности личности человека; такие концепции могут более заманчиво представлять иллюзию реальности.
У некоторых читателей может сложиться впечатление, что я не до конца устоял перед этим соблазном. Я мог бы сослаться на необходимость объяснения огромного материала за короткий промежуток времени, но не в смягчающих вину обстоятельствах здесь дело. А дело в том, что в связи с проникновением экзистенциального движения в психотерапию и его влиянием в этой стране (здесь мы желаемое принимаем за действительное) адепты экзистенциализма должны быть бдительны, дабы не допустить использования этих концепций в угоду рациональной отчужденности. Именно из-за этих, вышеупомянутых причин экзистенциальные терапевты так много уделяют внимания тому, чтобы высказывания пациента были более понятными, они также постоянно убеждаются в том, что никогда не стоит упускать из виду необходимую связь между вербализацией высказываний и действиями. Каждое "слово должно быть облечено в плоть". Важно быть экзистенциальным.
Другое важное предупреждение касается экзистенциального подхода к бессознательному . В принципе большинство экзистенциальных аналитиков отрицает это понятие. Они отмечают логические и психологические сложности, связанные с теорией бессознательного, и выступают против разделения бытия на части. Они считают, что называемое бессознательным все же является частью данного человека, его неделимого бытия , и составляет его ядро.
Необходимо признать, что теория бессознательного сыграла известную роль в современных тенденциях рационализировать поведение, избегать реальности своего существования, действовать так, как будто человек не сам живет своей жизнью. (Человек, подцепивший на улице жаргонное словцо, объясняет: "Это сделало мое бессознательное".) По моему мнению, экзистенциальные аналитики правы, критикуя теорию бессознательного как удобный карт-бланш, на который можно списать любое случайное объяснение, или как источник, из которого может происходить любая детерминистская теория. |