Вот такая не городская часть города окружала старую пожарную каланчу.

Уже больше полувека ей не пользовались по прямому назначению. Не поднимались на смотровую площадку бдительные дозорные и не взвивались над ней на тонкой мачте черные шары, говорящие всем: "Внимание! Пожар в поселке!"

Долгое время каланча вообще пустовала, а несколько лет назад на ней обосновался странный человек. То ли ловкий специалист по ремонту бытовой видеотехники, занимающийся частным предпринимательством в безналоговом режиме, то ли, наоборот, оторванный от мира чудаковатый изобретатель. Звали его Анатолий Петрович Беседин, но в Каланчевке он был больше известен по прозвищу Толя Эдисон.

Водопроводчик с усилием отвалил тяжелую кованую дверь и они оказались в просторном пустом помещении. У него были кирпичные не штукатуренные стены и высокий потолок. В помещении царили холод и сумерки. Дневной свет проникал сюда сквозь узкие, похожие на бойницы прорези в полутораметровых стенах.

На противоположном конце помещения пугал непроглядной чернотой сводчатый вход. Они пересекли пустое пространство и шагнули под каменный полукруг. Перед ними уходила ввысь закручивающаяся вокруг невидимой оси каменная лестница.

Аркадий и Коля друг за другом вступили на ее узкие ступени. В середине они имели небольшую ложбинку – след подошв, ступавших здесь за минувшую сотню лет. Они стали медленно подниматься вверх. Запыхавшись, два раза отдыхали на промежуточных площадках. Смотрели сквозь низкие решетчатые оконца на утопающую в зелени Каланчевку.

Внизу блестела на солнце широкая река, отделяющая поселок от остального города. Под кронами деревьев прятались крытые железом и шифером одноэтажные домики. Гордо возвышался над ними своими тремя этажами, так называемый, Дом специалистов. Он был построен после войны для инженерно-технического состава крупозавода имени Гарибальди. За прошедшие с тех пор годы работников крупозавода в нем почти не осталось. Зато жили Паша Папас, Иван Алексеевич и Ольга Дорошенко.

Пряничные корпуса самого крупозавода, именуемого ныне акционерным обществом «Сибкорн», стояли на высоком берегу над рекой.

Прямо под каланчей расстилался толстым кудрявым ковром полузаброшенный старый поселковый сквер, местами густой и непроходимый, словно настоящий дикий лес.

А вправо, за веселыми кронами каланчевских садов лежала уходящая на юг пшеничная степь. Ее дальний край тонул в сиреневой дымке. В ней мерещились сизые вершины гор и беспокойные морские плоскости. Хотя и те и другие отстояли от города на многие тысячи километров.

По этой степи шли когда-то вслед за солнцем бесконечные племена и народы – германцы, славяне, монголы и древние мадьяры. Шли, чтобы где-то там, на краю света, в далекой Европе оставить после себя иногда – жизнеспособное государство, иногда – строчку в книге, а иногда – без следа исчезнуть с лица земли. Чудились в этом простом, полностью открытом взгляду степном ландшафте какая-то невидимая жизнь и тайна.

Слегка приустав, Аркадий с Николаем достигли вершины. Дверь в Толины апартаменты была приоткрыта. Они постучались и вошли.

Перед их глазами предстало нечто среднее между опытной лабораторией серьезного научно-исследовательского института и приемным пунктом ателье по ремонту бытовой видеотехники.

По стенам небольшой комнатки высились металлические стеллажи. На них помещались какие-то электрические приборы с маленькими и большими циферблатами. На одной из полок стоял большой осциллограф, на зеленом экране которого застыла горбатая, как спина верблюда-дромадера, синусоида. На большом письменном столе светился дисплей персонального компьютера. На его экране висел, судя по рубрике, какой-то интернетовский материал.

Сам Анатолий Петрович сидел за большим столом и что-то паял. Дверь на смотровую площадку, окружающую ствол башни, была открыта, и по комнате вертелся веселый ветерок.