Она никогда не думала, что до Лос-Анджелеса так далеко, подумала Кармела два дня спустя. Она устала от поездки, от того, что нельзя было выпрямиться и постоянно качало. Она старалась потягиваться, чтобы размять мышцы, но больше всего ей хотелось просто походить. Она всегда была подвижной, и это ограничение движения, пусть необходимое, сводило ее с ума.

Их регулярно кормили и давали попить воды. Однако умыться они не могли и пахли отвратительно. Иногда Митчелл останавливался в пустынной местности и проветривал пикап, но никогда это не удавалось полностью, да и свежести этой хватало ненадолго.

Глядя в заднее оконце грузовика, Кармела наблюдала, как пустынные места сменились прерией, затем постепенно появились участки леса, на третий день перед ними возникли горы, покрытые пышной зеленью. Мелькали пастбища, на которых пасся скот, и живописные долины, и темно-зеленые реки. Воздух стал густым и влажным, напоенным ароматом разнотравья и цветов. И здесь были машины — больше, чем она видела за всю свою жизнь! Они проехали через город, показавшийся ей громадным, но когда она спросила Митчелла, не Лос-Анджелес ли это, он ответил, что это Мемфис. До Лос-Анджелеса еще далеко.

Америка оказалась огромной, раз они столько ехали и все еще не добрались до Лос-Анджелеса. Кармела задумалась.

Однако через два дня поздно ночью они наконец остановились. Когда Митчелл открыл заднюю дверку и выпустил их на волю, девушки едва могли идти, слишком долго пробыв в скрюченном малоподвижном состоянии. Он припарковал свой пикап возле какого-то длинного трейлера. Кармела огляделась, пытаясь различить хотя бы что-то похожее на город, но над головой мерцали лишь звезды, ночь полнилась стрекотом насекомых и заунывными криками птиц. Митчелл отомкнул дверь трейлера и ввел их внутрь, и все девушки ахнули от увиденной роскоши. Там была чудесная мебель и потрясающая кухня с приспособлениями — правда, они понятия не имели, как ими пользоваться, — и ванная, которую они не могли вообразить себе даже в самых розовых снах. Митчелл сказал, что они все должны принять ванну, и дал каждой по легкому свободному платью, которое нужно было надевать через голову. Эти платья, сказал он, будут принадлежать им.

Они были поражены его добротой и очарованы новыми нарядами. Кармела погладила ткань, которая оказалась нежной и воздушной. Ее платье было белым с маленькими красными цветочками по всему полю. Она залюбовалась его красотой.

Они вымылись в воде, прыскавшей фонтанчиком из стены, воспользовавшись мылом, ароматным, как духи. Там было специальное жидкое мыло для волос, которое пенилось буйными душистыми горами. А еще там были зубные щетки! Когда Кармела вышла из ванной комнаты, она была чище, чем когда-либо в жизни. Ее так заворожили нежность и аромат мыла, что она намылилась дважды и два раза вымыла волосы. Теплая вода перестала идти из разбрызгивателя, пошла холодная, но Кармеле было все равно. Так было приятно снова быть чистой.

Она была босая, и нательное белье все оказалось грязным, но она натянула новое чистое платье и скрутила волосы низким узлом на затылке. Посмотревшись в зеркало, она увидела красивую девушку с гладкой коричневой кожей, лучистыми карими глазами и сочным алым ртом, совсем не похожую на жалкое грязное существо, которое глядело на нее из зеркала ранее.

Остальные девушки уже спали, уютно свернувшись под одеялами. Воздух был холодным, и у нее по рукам побежали мурашки. Она пошла в общую гостиную, чтобы пожелать Митчеллу спокойной ночи и поблагодарить его за все, что он для них сделал. Там работал телевизор, и он смотрел американский бейсбол. При виде нее он улыбнулся, оторвавшись от экрана, и махнул рукой в сторону двух стоявших на столе стаканов, наполненных кусочками льда и темной жидкостью.

— Я тут приготовил для тебя один напиток, — сказал он, точнее, она предположила, что он это сказал, потому что по-испански он говорил плохо.