Филипп с некоторым удивлением наблюдал за Мусаевым. Он как-то весь подтянулся, говорил очень кратко, но ясно и выразительно. Такое же внезапное изменение произошло и с другими командирами.

Как только стемнело, бригада Мусаева вышла на грейдер. И сколько мог заметить привыкший к сумеречной мгле глаз, везде шло движение войск — неприметное с воздуха, тайное ночное приближение к врагу.

О мощи этого движения мог догадываться только тот, кто сам участвовал в нем. Едва рассвело, как застигнутые в степи войска рассредоточились, растеклись по огромным балкам, перерезавшим равнину с севера на юг, укрылись маскировочными средствами, и всякое движение замерло. На всей площади в тысячи квадратных километров перед Доном не было заметно ни одного темного пятна. Редкие деревушки, станицы были пусты. Для того чтобы немецкие разведчики не приметили движения к фронту, грейдерные дороги проходили в стороне от населенных пунктов — лучше померзнуть, чем открыть немцам это движение в мертвой степи. А деревушка, хутор, станция всегда будут притяжением для солдат, по ним легче всего определить присутствие войск. И, лежа в закутанной брезентом, со всех сторон продуваемой машине, Филипп размышлял о новой стратегии войны, постукивая замерзшими ногами.

Изредка появлялся немецкий самолет, делал широкий круг, летел дальше; никто не стрелял по нем. И немец медленно возвращался. И опять, едва только стемнело, началось движение в степи, стремительное, грозное, как будто ожила и двинулась сама снежная пустыня.

Ночью они услышали отдаленный гул канонады. Весь южный небосклон озарялся далеким отблеском пламени. Мусаев откинул брезентовый верх своего «виллиса» и встал во весь рост. Колонна убыстрила движение без какого бы то ни было приказания. Шофер рванул машину. Мусаев покачнулся и ухватился за плечо Филиппа.

— Начали, начали! — воскликнул он и передал свой бинокль Филиппу.

Филипп увидел только далекие языки пламени, которые изменчиво играли на снегу, подобно протуберанцам при полном затмении солнца. Но гул канонады был все слышнее. Машины постепенно отрывались одна от другой, словно хотели с ходу ворваться в этот грохот и игру пламени.

Мелькнул фонарик регулировщика. К «виллису» подошел офицер связи, который встречал на станции. Он передал пакет и исчез в темноте. Мусаев надорвал конверт, прочитал несколько строчек короткого приказа, крикнул:

— Фронт прорван! Нас вводят в прорыв!

…Под колесами машины заплясали доски и плахи временного моста, дунуло сыростью и холодом, мелькнула темная вода Дона, взорванные снарядами льдины, похожие в темноте на пятна тумана, и сразу показались развалины немецких укреплений. Все посветлело от пожарища — догорало большое село на берегу, черные трупы лежали на дороге. Командирский танк подвернул бортом к «виллису». Мусаев вылез из машины, пожал руку Филиппу, потом нагнулся и поцеловал его сухими горячими губами.

— Ну, благослови, Филипп, — не то шутя, не то серьезно сказал он. — Оставайся здесь. Мы уходим громить немецкие тылы.

Он шагнул в танк, башенный люк закрылся, над антенной заискрились голубые огоньки. Генерал-майор отдавал приказ. Самоходные пушки уже шли впереди, где-то далеко рокотали мотоциклы. Филипп свернул с дороги, давая путь грузовикам, в которых сидели пехотинцы, крича неистовое «ура» тем, кто открыл проход в немецкой обороне. Впрочем, их никто не слышал, кроме раненых добирающихся к перевязочным пунктам. Раненые шли и улыбались, несмотря на боль и усталости По снежной целине тянулись первые отряды пленных. Огромное и красное, всходило солнце над клокочущей в снарядных полыньях рекой.

ОБ АВТОРЕ ЭТОЙ КНИГИ

Николай Александрович Асанов родился 15 декабря 1906 года в маленьком селе Бигичи, на Северном Урале, возле крайней черты земледелия.