— Вижу, красивая.

   — Здоровская машина, — ещё раз сообщил Ванька, и подбежал к Андрею, продолжая оглядываться на машинку. — У меня такой нет.

   — А тебе и не надо, с ней играть нельзя.

   — Почему?

   — Потому что она старинная.

   — Старая?

   — Старинная.

   — Она сломается, если я с ней играть буду?

   — Ну, если ты будешь играть, то точно сломается. Твоих игр даже паровоз не выдержал, а он железный был.

   Людмила Алексеевна улыбнулась.

   — Ванечка, а ты нас помнишь?

   Ванька влез к Андрею на колени и задумчиво посмотрел. Потом кивнул.

   — Помню. Вы меня пирогами кормили, с ягодками.

   Говоров захохотал.

   — Пироги ты не забыл, да?

   — Ещё на речку ходили!

   Андрей пригладил его волосы, растрепавшиеся под шапкой.

   — Мам, покорми нас. Он в садике не ел.

   Людмила Алексеевна поспешила на кухню, а Андрей через несколько минут и Ваньку к ней отправил, а сам остался наедине с отцом.

   — Ну что?

   — Что? — разулыбался Андрей.

   — Довольным выглядишь.

   Говоров слегка пыл поубавил.

   — Всё не так плохо, как я ожидал, пап. И вот от этого мне плохо, если честно.

   — То есть?

   — Да вот думаю, стоило ли… Нужно было ещё тогда решиться, а я не решился. Банально струсил.

   — Судить не мне, конечно, — Константин Александрович поднялся и прошёл к бару. — Тебе налить?

   — Немножко совсем, мне за руль.

   Отец подал ему бокал и повторил:

   — Не мне судить, я не знаю, как и что у вас было. Но может и к лучшему, что разошлись тогда.

   — Мы не разошлись.

   — Не важно. А то знаешь, как бывает… Намудрят, наворотят, а страсть такая штука — разум затуманивает, но проходит быстро. А так можно надеяться, что на самом деле понимаете, что делаете.

   — Конечно, ты прав, пап, не поспоришь, вот только пока мы чувства проверяли — ребёнок страдал. — Андрей кашлянул в кулак. — Пап, я сказать тебе хотел… Я Ваньку усыновлю. — И посмотрел на отца.

   Тот сделал небольшой глоток, секунду тянул, потом пожал плечами.

   — Если вы так решили… Это теперь уже ваше решение, а не моё или чьё-то ещё.

   Андрей кивнул, вполне удовлетворённый ответом отца.

   Константин Александрович сел, потом оглянулся на дверь, которая вела в кухню и спросил, чуть понизив голос:

   — Отец его кто?

   — Я.

   Говоров-старший удивленно приподнял бровь.

   Андрей поставил пустой бокал на столик и хлопнул ладонью по мягкому подлокотнику.

   — Я никому ничего объяснять не собираюсь, пусть что хотят думают. Понимаю, что скрыть вряд ли удастся… да и ладно. Он Говоровым будет.

   — С отцом его проблем не будет?

   — Все проблемы я решу. Это мой сын.