Остальные же остались на палубе. Ощутимо похолодало, и георгиевцы вытащили из трюма здоровенный самовар. Командир не любил, когда в походе грелись водкой, хотя и не чурался вовсе доброй выпивки с хорошей закуской…

К собравшимся вокруг самовара подошли свободные матросы и кочегары. Вежливо спросили разрешения и присели в общий кружок. Варенец выложил прямо на доски сахар на вощеной бумажке, кто-то из кочегаров, помявшись, положил рядом холщовый узелок с домашними шаньгами…

– А что, господа кавалеры, ваш енерал-то на каторге бывал? – спросил один из кочегаров – жилистый и нескладный Чаппаров.

Штурмовики дружно хмыкнули. Семенов, тоже сибиряк, оскалился, показав по-волчьи желтоватые крепкие зубы:

– Ту каторгу, милок, на котору командера сошлют, тольки пожалеть и останется, – уверенно произнес он. – Да и не долго ей каторгою при таком арестанте быть…

– А что песни каторжанские поет – так это потому, что за народ он, – добавил Варенец.

– Енерал – и вдруг за народ?! – недоверчиво хмыкнул матрос Черных. – Чудно, одначе, господа кавалеры…

– Чудно, – согласился Семенов. – Чудно, а только святая истинная правда. Ён и дружок его – атаман Анненков, вовсе странные люди, на других господ вовсе не похожие.

– За нас стоят, – прибавил унтер Сазонов. – И командиру, на приклад, разницы нет: барин али крестьянин. Он за правду стоит: который воюет – честь ему и слава. Который пашет – хлеб ему и земля. А барину – кукищ с маслицем! Ежели, конечно, барин ентот не воюет…

– Да нешто так бывает?!

– Бывает. Бог – не Тимошка, видит немножко. По деревням вовсе жизни не стало. Вот господь и сподобил атамана да командира за народ слово замолвить да плечико свое подставить…

Матросы еще долго дивились чудесам, которые рассказывали штурмовики за чаем, и разошлись смущенные и задумчивые. Генералы – за народ встают? Чудны дела твои, господи…

А тем временем Львов и Чапаев, обсудив пришедшее в голову Глеба решение, сыграли четыре партии в шашки и улеглись спать. К делу в Курейке нужно приготовиться…

4

НЬЮ-ЙОРК. Взрыв динамита и боевых снарядов, находившихся в складе на небольшом островке в бухте Нью-Йорка, сопровождался значительным числом человеческих жертв и большими разрушениями.

В городе полагали, что ввиду раннего часа, когда произошел взрыв, число погибших рабочих будет невелико; однако в госпитали теперь уже доставлены 75 человек.

Сообщают, что причиной взрыва послужил пожар, начавшийся на складе боевых припасов и распространившийся на лихтер, груженный шрапнелью. Пулями взорвавшихся снарядов, по-видимому, был вызван взрыв динамита, нагруженного на железнодорожные платформы.

Остров представляет собой груду развалин.

Погибли 40 тысяч тонн сахарного песку и 13 товарных складов. Повреждены 6 пристаней.

Слегка пострадала статуя Свободы.

Таким названием окрестили поволжские «туземцы» столичную публику, оставшуюся без заграницы и потому хлынувшую на Волгу.

В некоторых казанских конторах пароходств продажа билетов I и II кл. прекращена на несколько дней, причем, по словам «Перм. Ж.&raqu