|
И так же как сообщения из “загробного мира” могут, вероятно, рассматриваться в качестве активности “отломленных” кусков души, так эти первобытные духи могут пониматься как проявления бессознательных комплексов (Ср. “The Psychological Foundations of Belief in Spirits”, в The Structure and Dynamics of the Psyche (Collet-led Works, Vol. 8).). Важное значение, придаваемое современной психологией “родительскому комплексу”, объясняется прямым продолжением опыта первобытного человека в отношении опасной власти родовых духов. Даже та ошибка суждения, что ведет дикаря к опрометчивому предположению, будто духи — это реальности внешнею мира, находит свое продолжение в нашем (лишь отчасти верном) допущении, что фактические родители ответственны за родительский комплекс. В старой теории травмы фрейдовского психоанализа и даже за ее пределами это допущение претендует на статус научного объяснения. (Именно с целью избежать путаницы я отстаивал термин “родительский образ”) (Этот термин (“imago”) был занят психоанализом, однако в аналитической психологии его в значительной степени заменили термины “изначальный образ родителя” или “родительский архетип”. — Ред. Thе Collected Works.).
Простой человек, конечно, не сознает того, что его ближайшие родственники, оказывающие на него непосредственное влияние, создают у него образ, лини, отчасти являющийся их копией, отчасти же состоящий из элементов, получаемых от себя самого. Имаго, или образ родителей постепенно создается благодаря воздействию родителей, дополняемому специфическими реакциями ребенка; и именно поэтому такой образ отражает объект с весьма существенными “оговорками”. Конечно, простой человек верит, что его родители таковы, какими он их видит. Этот образ бессознательно проецируется, и когда родители умирают, проективный образ продолжает действовать, как если бы он был духом, который существует сам по себе. Дикарь в этом случае говорит о духах родителей, возвращающихся но ночам (revenants), тогда как современный человек называет это отцовским или материнским комплексом. Чем больше ограничено поле сознания человека, тем многочисленнее психические содержания [images], которые посещают его в качестве квазивнешних видений: либо в образе духов, либо в виде магических сил, спроецированных на живых людей (волшебников, ведьм и т. д.). На несколько более высокой ступени развития, где уже существует идея души, не все такие “образы” [imagos] продолжают проецироваться (там же, где это случается, даже деревья и камни говорят). Какой-то из комплексов становится уже достаточно близким сознанию, чтобы больше не ощущаться чужим. Теперь он становится “своим”, даже “принадлежащим” субъекту. Тем не менее, ощущение того, что он “принадлежит”, поначалу еще не настолько сильно, чтобы комплекс воспринимался как субъективное содержание сознания. Он остается как бы на ничейной земле между сознательным и бессознательным, в полутени, отчасти принадлежащим или родственным сознательному субъекту, отчасти же являясь автономным существом, каковым и предстает перед сознанием. Во всяком случае, этот комплекс необязательно послушен намерениям субъекта; он может даже занимать более высокое положение по сравнению с субъектом, почти всегда являясь источником вдохновения, предостережения или “сверхъестественной” информации. Психологически такое содержание можно было бы объяснить как частично автономный комплекс, который еще не полностью интегрирован. Архаические души, Ба и Ка египтян, представляют собой комплексы такого рода. На еще более высокой ступени развития и, особенно, среди западных цивилизованных народов этот комплекс всегда женского рода (anima и yuch) (Душа (лат. и греч.). — Прим. пер.) — факт, в отношении которого нет недостатка в более глубоких и убедительных соображениях. |
