«Туда ей и дорога! Пусть других с ума сводит!» – сетовали местные жители, настрадавшиеся от её глупых выходок сполна.

В начале каждого лета матери предупреждали своих сыновей держаться от этой девчонки подальше, ибо понимали, что с каждым приездом Оливия Линдберг становилась всё краше, а её несносный характер всё ужаснее. Как и у Агаты Линдберг, у нее были густые каштановые волосы с отблеском желтого золота и большие зеленые глаза, в которых точно когда то утонул драгоценный изумруд. Солнце любило её светлую кожу и будто с особой осторожностью ласкало своими горячими лучами, добавляя легкий бронзовый блеск. Она не внушала доверия родителям тех девочек, которые с ней дружили. Точнее говоря, те заглядывали ей в рот, подражали и мечтали о такой жизни, как у нее.

Однако же, какой бы несносной не была эта столичная и избалованная девчонка, никто не смел сделать ей замечание или вовсе обратиться к её родителям. Благодаря Марку Линдбергу деревня Луна превратилась в туристический центр для истинных ценителей вина. Он обеспечил работой многие семьи, способствовал внешнему преображению деревни, став серым кардиналом сельсовета. Каждый в деревне знал, кто принимает важные решения по благоустройству и развитию, и кому нужно сказать «спасибо» за спокойную и беззаботную жизнь, поднявшуюся на новый более достойный уровень.

Правда, находились и те, кто считал улыбку Линдберга фальшивой, а его самого и всю его семью – рвотой отравившейся дворняги. И их можно было понять. Когда то на пороге их дома появился неизвестный, но с виду очень преуспевающий и деловой мужчина, который предложил заманчивые деньги за земли, где теперь с успехом процветал его бизнес. Он получал миллионы, а они – лишь мелкие крошки.

Оливия Линдберг поправила солнцезащитные очки и развязала верхнюю часть купальника, чтобы на шее не оставались белые полосы. Ей было скучно. Впрочем, здесь так было всегда. Другое дело жизнь в городе, полная развлечений, танцев и привлекательных парней на дорогих автомобилях. Увидев на балконе отца, выхаживающего туда сюда с телефонной трубкой у уха, она издала усталый вздох. Он всё ещё не уехал в столицу, хотя полчаса назад обнял её на прощание, пообещав вернуться через пару дней.

– Солнце сегодня сильное! – рискнул сказать ей чистильщик бассейна. Им был какой то худощавый паренек лет двенадцати с дурацким совочком в руках и железным ведром. Огромные серые штаны достались ему от старшего брата или отца, которым явно не помешало бы сбросить лишние килограммы, а на голове была выцветшая бледно зеленая панама с коричневым пятном.

Оливия с отвращением оглядела его поверх солнцезащитных очков и надула огромный пузырь из розовой жевательной резинки.

– Будь осторожнее! – улыбнулся парнишка, почесав нос с забавной детской неряшливостью. – Можно получить ожог.

– Я интересовалась твоим мнением, клоп? – усмехнулась Оливия. Мальчишка выдавил смущенную улыбку, продолжая бессмысленно возюкать совком в бассейне. – Выполняй свою работу молча, ясно тебе?

– Оливия, я поехал! – махнул с балкона Марк Линдберг. – Теперь точно! Не скучай!

– Ой, ну, что ты, папочка! – натянула улыбку его восемнадцатилетняя дочь. Махнув ему на прощание, Оливия закатила глаза и набрала Алису, чей отец занимал должность председателя совета. – Ну, всё, – выдохнула с блаженной улыбкой Оливия, – папа уехал. Можем замутить вечеринку.

– Я никак не могу определиться с выбором наряда! Белый сарафан или черная майка с джинсовыми шортами?

– Пригласи на вечеринку только самых адекватных, – напомнила ей Оливия, посчитав тему с нарядами слишком скучной. – Мне здесь всякое хулиганьё не нужно!

– Конечно! – спохватилась Алиса.