Дворцовый комплекс представлял собой небольшой город, окруженный стеной и расположенный в центре обширнейшей площади. Сама площадь была полна статуй, триуфальных арок и отдельно стоящих колонн, назначение которых было не ясно. Сейчас площадь была запружена солдатами Гассема, которые распевали боевые песни и выкрикивали угрозы в адрес защитников дворца. Солдаты приветствовали Гассема, когда он присоединился к ним и прошел большими шагами к группе офицеров.

— Он уже запрашивал об условиях мира? — спросил Гассем.

— Он еще не присылал к нам парламентеров, — сказал Ребья. — Мы не видели белых флагов.

— Ты будешь обсуждать условия этого труса, мой король? — удивился Урлик.

— В этом нет смысла, — хмыкнул Гассем. — Его королевство уже принадлежит мне, и у него не осталось ничего, о чем стоило бы договариваться. Все-таки было бы любопытно узнать, насколько далеко зашло его отчаяние. У него здесь сильные войска или это всего лишь шелуха?

— Только одним способом мы можем узнать это, — воскликнул Ребья. — Давайте начнем атаку!

Гассем засмеялся.

— Я всегда знаю, что ты можешь посоветовать. — Он взглянул на солнце, которое уже касалось городской стены на западе. — Нет, скоро станет темно. Мы начнем бой утром. Я хочу, чтобы вокруг этого места была выставлена охрана, через которую никто не мог бы проникнуть. Не должно быть никаких лазеек. Пусть они проведут ночь в тревоге. На площади разложите большие костры. Пусть воины ликуют, поют и празднуют всю ночь. Но не должно быть пьянства, пусть они видят, что мы уже радуемся их гибели.

Он осмотрелся по сторонам.

— Найдите мне шатер, поставьте его где-нибудь здесь, перед главным входом. Если Мана вышлет посланцев, я выслушаю их, но только ради собственного удовольствия.

Все было исполнено так, как приказал король. Когда над городом поднялась луна, Гассем уже отдыхал, сидя в накидке из шерсти квилла и попивая маленькими глотками бодрящий хойль, в то время как самые юные из его женщин-воительниц исполняли невероятно сладострастный воинский танец под бой барабанов и пронзительные завывания волынок. Разрушенный город огласился гулом и ревом. Небо над ним стало багряным от разложенных огней. Большие пожары в домах были потушены, а дерево и предметы домашнего обихода из остальных зданий пошли на праздничные костры, горящие по всей площади. Лавки и склады были разграблены, люди торжествовали победу, офицеры с обостренным вниманием следили за тем, чтобы никто не пил слишком много. Но добрая четверть армии все это время стояла на страже, прикрывшись щитами и бдительно следя за возможными вылазками из дворца.

Из дворцового комплекса не доносилось ни звука. Несколько факелов горело вдоль крепостного вала и можно было видеть, как несколько призрачных фигур несли патрульную службу на стене. Ворота оставались закрыты.

Утро не принесло никаких перемен. Не последовало никакого предложения о переговорах, также не было предпринято никаких особых мер защиты. Из дворца не исходило ничего, кроме тишины. Озадаченные отсутствием противника, войска Гассема также соблюдали молчание, переминаясь на своих постах.

— Я не понимаю, — сказал Люо. — Они не желают сдаваться, не желают вести переговоры, а теперь похоже, что они также не желают и сражаться. Чего же они хотят?

— Скоро узнаем, — сказал Гассем. Он подозвал герольда передать Мана, чтобы тот открыл ворота или вышел на бой. Герольд важно прошествовал к воротам и провозгласил свое обращение в сторону крепостного вала, где накануне ночью несли, службу часовые.