- Розпуста! - радостно вознегодовал юный шароварник. - Розпусту розвэлы! Ну вжэ тилькы на хвылынку! И то якщо вас бэз квытка пустять!

Нелепина на входе знали, хоть и без особой радости, но впустили. В обширной, абсолютно голой, с единственным плотно занавешенным окном комнате "Мадам рулетка" и помещалась. Рулетка была самая обыкновенная, с крутящимся барабаном и всем прочим, правда, над ней, на потолке сияло мастерски выполненное из плексигласа звездное небо. По небу же то и дело пролетал, рассыпая искры, механический серебряный ангел с трефовым тузом в руках. Если кто-то выигрывал, ангел тихонько пел и ронял туза на стол. Словом, игра шла весело.

Как только Нелепин и шароварник вошли, из стеклянной кабинки, отделявшей крупье от игроков, вывернулся Дурнев. Все здесь было автоматизировано, поэтому крупье только нажимал в своем стеклянном колпаке кнопки - сгрести банк, выдать фишки, жетоны. От играющих он был надежно колпаком защищен.

- Технический перерыв! Десять минут, господа-панове!

Дурнев изменился, стал спокойней, глаза - сыто туманились, волосы белые, открывавшие мощный череп, спадали к плечам долгой, по бокам редеющей волной. Походил Дурнев чем-то на царевича Алексея с известной всем картины, хотя болезненной унылости и хрупкой мертвизны Петрова сына в нем не ощущалось.

Уцепив Нелепина за руку, Дурнев повел его в смежную комнатенку. Нелепин упирался, идти не хотел, его притягивало фиолетовое, в звездочках небо. Чтобы скрыть свою всем здесь известную тягу к игре, он притворщицки стал задирать Дурнева:

- Ты когда свою обдираловку кончишь?

- А что? - лишь бы что-то ответить и увести приятеля долой с глаз игроков, взбрыкивал Валерьян Романович, - что, собственно, тебя не устраивает?

- Все... Все устраивает. Только пора это... наукой заняться!

- Ну кое-что я делаю, ты ведь знаешь, - бубнил заученно, ничуть подобными вопросами не смущаемый Дурнев.

- Кое-что! Вот именно кое-что, - хмель цепко держал Нелепина, и язык его ворочался туго, медленно. - Кораблики пускаешь? Ллодочки? А меня когда распечатывать начнешь?

- Ты же знаешь, - здесь нет условий.

- Все одно... Бросай тюльку гонять! Я с этими записями ходить не могу больше!

- А ты бы пить бросил и коммерцией занялся. Ты ведь по ней специалист?

- Брось, Валя, брось! - Нелепин скривился почти до слез, будто надкусил зеленое яблоко. - Ваньку верни! - перешел он на шепот. - Верни, слышишь!

- Ну вот. - Дурнев пожал плечами, сел, готовясь к долгой терапевтической беседе. - Опять двадцать пять! Ты ведь прекрасно знаешь...

- А не отдашь, - Бог тебя накажет! Не думай, что ты и от Него откупишься!

Тут объявился еще один участник этого то прыгающего ртутным шариком по столу, то на краю стола замирающего вдруг разговора.

- Мовчаты! - закричал с порога коротконогий человек с красным, вареным, но не доварившимся лицом, с хитрыми свинячьими глазками, с волосками черно-жесткими в развернутых радарами ушах, в черной рубашке, в мелко вышитой гуцульской жилетке. - Пэрэстриляю усих! - Пришедший выхватил из-за спины припрятанную там до поры огромную кремнёвую, видно, музейную пистоль.

Дурнев остался стоять равнодушно. Нелепин неопределенно икнул, и только юного доверчивого шароварника шатнуло к стене. Вошедший, однако, внезапно сменил гнев на милость: дробно, как отбойный молоток, застукотел он зубами, а вслед за стуком изо рта его стал вываливаться нашинкованный мелкими порциями смех. Отсмеявшись и спрятав пистоль за пазуху, он уже вполне миролюбиво сказал:

- Замочу кого-то сегодня... Кого мочить? У?

Дурнев, что-то про себя буркнув, вышел из комнаты, оставив Нелепина вместе с его новыми знакомыми острить и веселиться. Выйдя из комнаты, отправился в смежный зал к телефону-автомату. Телефон был и в игровой комнате, но звонить оттуда Валерьян Романович почему-то не захотел.