– Нет, за девками твоя мать присматривает.

– Значит, Варлам стережет лесовиков, девки стерегут Варлама, а мать стережет девок? Знаешь, у древних римлян такая пословица была: «Кто будет наблюдать за наблюдающим?»

– Ну, кашу маслом не испортишь! – пословицей на пословицу отозвался Алексей. – Зато все надежно!

– Обед скоро, дядька Алексей, ребята со стрельбища обедать пойдут, а Демьяну указано их в крепость не пускать. Что получится?

– Гм, надо Дударику сказать, чтобы пока на обед не дудел.

– Пока что? Ты посмотри: наши все в засаде сидят, а те, кого они стерегут, и в ус не дуют. Кто в крепости хозяин? Те, кто спокойно своими делами занимается, или те, кто с оружием по углам да кустам попрятался и неизвестно чего ждет?

– Как это, неизвестно чего? Ты двоих из них убил, а третьего в темницу отправил, а Корней, когда приедет, к смерти его приговорит непременно…

– Ну и что? Я убил двоих не «из них», а из седьмого десятка, и только. Ребята все из разных поселений собраны, и выходцев из каждого поселения Нинея сама свела в десятки и поставила десятников. У убитых нигде, кроме седьмого десятка, земляков нет, они все чужие друг другу. С чего бы остальным за ребят из чужого поселения заступаться?

– Гм… ну, ладно. Значит, объявим, что это было учение на случай, если враг в крепость ворвется, и на этом закончим.

Не успел Мишка порадоваться покладистости старшего наставника, как тут же получил замечание:

– А ты почему без меча? Я тебя для чего отдельно учу?

По вечерам, перед ужином, Алексей занимался с Мишкой отдельно, так, чтобы этого не видели «курсанты». По его глубочайшему убеждению, лучше, чем командир, владеть оружием не должен никто, а потому во время занятий старший наставник Воинской школы был беспощаден. В первые дни Мишка даже не мог за ужином нормально есть, бывало, ронял ложку или не мог дрожащей рукой зачерпнуть еду.

Поэтому и приходилось ужинать в специально для него выстроенном доме, чтобы «курсанты» не видели своего старшину в столь жалком состоянии. Постепенно Мишка втянулся в занятия, они перестали его так изматывать, а в последние дни он даже по собственной инициативе, а не по команде Алексея, стал переходить от обороны к нападению, без особого, впрочем, успеха.

– Да я как-то… – Признаться, что никак не привыкнет постоянно таскать на поясе меч, Мишке показалось стыдным.

– Ну, вот, только тебя похвалил, а ты… – Алексей досадливо поморщился. – Разумный же парень, а никак не поймешь, что каждый миг, любой мелочью, ты должен напоминать всем: я не такой, как все остальные! Вот ты Амфилохия из самострела убил, но так и все отроки могут, а мечом зарубил бы? Так можешь только ты и опричники…

– Человек в реке!!! – прервал Алексея истошный вопль с наблюдательной вышки. – Тонет!!!

Мишка выскочил из-под вышки и, задрав голову, заорал:

– Где?!

– Там! – отозвался наблюдатель, указывая на реку выше по течению. – Ребята со стрельбища уже бегут!

Когда Мишка выбежал на берег, спасательная операция уже завершилась: на прибрежном песке, мучительно кашляя, лежала обнаженная девушка, рядом валялся насквозь промокший узелок с одеждой. Спасители пытались о чем-то расспросить несостоявшуюся утопленницу, но она только мотала головой и пыталась прикрыть наготу руками. Мишка сбросил пояс, стянул через голову рубаху, протянул ее девушке и на секунду замер, уставившись на знакомое лицо. Это была та самая холопка, которую «лишила слуха» Нинея.

«Мать честная, ну и свинья же вы, сэр Майкл! Еще месяц назад надо было ее к Нинее отвести, чтобы та ей слух вернула! Совершенно из памяти выскочило, а она, бедолага, все ждала, ждала… Кто-то, наверно, надоумил самой ко мне идти.