На следующие утро занятия продолжались своим чередом. На теоретических занятиях по водолазному делу я присутствовал, записывал факторы, влияющие на водолаза при погружении, удельные веса, давления, правила погружений. Зарисовывал картинки, рисовал стрелки. До обеда занимались теорией, и поэтому я немного отвлекся от грустных мыслей, решил вполне сносно задачу на погружение. После обеда занимались материальной частью индивидуальных дыхательных аппаратов, разбирали массогабаритный макет, откручивали, прикручивали вентили, стравливали баллоны. Пока мы занимались баллонными аппаратами типа АВМ, более сложные дыхательные аппараты с регенерацией воздуха будем изучать в следующем учебном периоде. Ну, может, кто будет, а кто и нет. Не допустят меня даже к сдаче зачётов на погружения и выпнут с разведпункта, как пить дать. А интересно, могут отправить обратно в учебку? Надо будет у Чернокутского, как-нибудь улучив момент, спросить. Хотя, с другой стороны, как-то не хочется вернуться с виноватым видом, словно побитая собака. Наверняка поймут и не засмеют, но уже и самому будет стыдно. Не смог. Хромов и Синельников, не скрывая ни от кого, гордились мною. Каких матросов выращиваем и отдаем в чужие части. А я, как побитый пёс, обратно. Трубу не смог перенырнуть. Вечером, когда была наша очередь заниматься в бассейне, я сиротливо сидел на бортике рядом с «обеспеченцами» и смотрел, как мои сослуживцы в одних трусах лениво переныривают эту злосчастную трубу туда-обратно, учатся выходить на «воздух», не выпуская загубника. Санинструктор до занятий меня в бассейне, из-за морды и локтей, извазюканных зеленкой, не допустил. Пришлось сидеть тихо и печалиться, непонятно о чём. Так продолжалось три дня ровно. На третий день меня всё-таки запустили в бассейн. Марков и Поповских долго инструктировали и давали советы, как вести себя при проходе. Даже советовали, о чём думать. А я так и не смог даже занырнуть в трубу. Перед самым входом меня снова обуял невыносимый ужас тесноты и давящих узких стенок. Даже еще на воздухе, не уйдя под воду, начал задыхаться. Все, «отходился» по морям бродяга матрос-водолаз. Печально, я даже чуть не заплакал. Пришлось поводить челюстями и выходить на сушу. Поповских посмотрел мне вслед и что-то сказал Маркову. Наверно, договариваются и решают, как меня будут списывать. Зачем им матрос в группе, который не имеет водолазного допуска.

Ну бегаю я, прыгаю с парашютом, хожу по азимутам — здесь это все делают. Но все равно я буду неполноценным матросом-разведчиком. Вдруг группе предстоит задача с выводом в тыл противника морским путём с борта подводной лодки, а тут я возьму да еще загнусь до начала шлюзования в трубе торпедного аппарата. Вот всем радости-то будет. Да и не допустят меня наверняка уже под воду. Как доктор тогда мне сказал: «Физиологически здоров и способен, а вот проблемы у тебя с психикой». Выходит, я псих, боящийся тесных пространств.