Потому что если бы его — всякого — не было в нашей жизни, она была бы пресна и скучна.
— Ну… — протянул Знахарь, — иногда это всякое бывает таким, что не дай бог!
— Совершенно верно, — повторил Волжанин, — но это закон жизни. Хорошее всякое не бывает без плохого всякого. И тут уж никуда не денешься.
— Диалектика, мать ее, — Знахарь опрокинул коньяк в рот.
— Она самая, голубушка, — кивнул Волжанин и тоже принял на грудь.
Закурив, он откинулся на подголовник и задумчиво сказал:
— Моисею на горе Синай были выданы под расписку три скрижали. Так он, старый идиот, одну из них разбил. И, понятное дело, утаил этот позорный факт от своего народа. А на третьей скрижали, в числе пяти заповедей…
— А почему пяти? — удивился Знахарь.
— Как почему, — удивился Волжанин в ответ, — ведь Моисей принес две скрижали?
— Вроде две… — неуверенно сказал Знахарь.
— Две, точно две, — Волжанин махнул рукой, — а заповедей — десять. Значит — по пять на каждой. Из этого делаем допущение, что на третьей было тоже пять. Логично?
— Логично, — согласился Знахарь.
— Вот. Так на третьей в числе еще пяти была заповедь «Не бойся».
— А может быть еще — «Не верь» и «Не проси»? — Знахарь криво и недобро усмехнулся.
Волжанин внимательно посмотрел на него и серьезно ответил:
— Нет. Таких не было. Можешь мне поверить. И не надо путать Божий дар с уголовной яичницей.
— А почему бы и не попутать? — сварливо поинтересовался Знахарь, — ведь ваша радиостанция и воровские песни передает, так что для вас должно быть все едино.
— Ты, Майкл, это брось. Вижу, что обостряешь, и прошу — не надо. А насчет нашего радио… Так у нас есть разные песни — и бардовские, и авторские, и народные. Есть у нас и воровские, так ведь они тоже народные, воры тоже часть нашего народа, и немалая, между прочим! Так что игнорировать их музыкальные симпатии было бы непростительной оплошностью. А у воров ведь тоже душа есть — разве не так?
— Есть, — неохотно согласился Знахарь, — да только знаю я, какая у них душа.
— Интересно, откуда? — прищурился Волжанин.
— Неважно, — отрезал Знахарь.
— Ну, неважно, так и неважно, — покладисто согласился Волжанин, — только не забывай, что уголовники не сами себе такую судьбу выбирали. И, поверь мне, есть у них и чувства и мечты.
Знахарю не хотелось говорить на эту тему, поэтому он кивнул и сказал:
— Так что там насчет разбитой скрижали?
— Ловок… — усмехнулся Волжанин, — а насчет скрижали, которую расколотил криворукий Моисей, была там заповедь «Не бойся». И я расскажу тебе притчу. Не возражаешь? Она короткая.
— Так хоть и длинная, — улыбнулся Знахарь, — притча — это хорошо.
— Вот и я так думаю, — кивнул Волжанин, — тогда слушай.
Он помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил с интонациями настоящего артиста:
— Жил-был один человек. Был он смел и решителен, справедлив и силен. А может быть и нет. Неважно. Этот человек больше всего на свете боялся, что его зарежут. С ужасом он представлял себе, как холодное и твердое лезвие ножа входит к нему в живот, нарушая божественную гармонию его телесного существа. |