– Быстро ты, – заметил Конан, ожидающий меня перед кабинетом.

Мы вместе направились к двери следующего кабинета.

– Доктор сказал, что у меня замечательные зубы. Я сыронизировала, ответив на это замечание мыслью о том, что эта информация понравилась бы трапперам. Кажется, моей иронии не поняли.

– Подгорный город в основном состоит из Уязвимых, которые на момент Первой Атаки находились здесь на службе, чуть меньше здесь Неуязвимых, а остальные – трапперы, которые всегда из пришлых. Согласно примерной статистике, процентное соотношение между этими тремя группами местного населения следующее: сорок пять процентов Уязвимые, тридцать пять процентов Неуязвимые и двадцать процентов бывшие трапперы. Конкретно у этого стоматолога родной брат был траппером. Несколько лет назад его якобы случайно не стало во время ремонтных работ на гидроэлектростанции.

– Якобы? В таком случае, что с ним произошло на самом деле?

– На самом деле поговаривают, будто его порешил один из новоприбывших Неуязвимых, у которого трапперы вырезали половину семьи.

От услышанного я незаметно для собеседника вздрогнула.

– Но это ведь самосуд.

– Поэтому информация о том, чем ты занимался до попадания в город, особенно если ты Уязвимый, здесь считается опасной, а потому по негласной, но логичной договорённости между всеми тремя группами населения, она тщательно скрывается.

От услышанного я неосознанно сдвинула брови:

– У меня закрадываются серьёзные сомнения относительно функциональности местной судебной системы.

– Забудь о ней. Она откровенно сильно хромает на обе ноги. Здесь властвует метод кнутов и пряников: если успеешь вовремя взять пряник, кнут не рассечёт твою руку. И так по кругу: ты будешь красть пряник и оставаться с целой рукой, либо сечь её снова и снова, и снова.

Я продолжила хмуриться. Значит, и здесь ведутся войны. Подпольные. То есть самые коварные.

Социум – самый неисправимый идиот из всех известных. На пьедестале он опережает даже любовь.

Мы остановились напротив кабинета, в котором происходил забор крови для общего анализа. Я уже хотела заходить в него, как вдруг передо мной прошмыгнула черноволосая девушка в белом халате. Распахнув настежь дверь кабинета и ловко закрепив её таким образом, чтобы она не закрылась повторно, она, не оборачиваясь, попросила меня проходить. Мне это показалось странным, но я лишь пожала плечами и зашла в кабинет.

Разместившись на стуле напротив медсестры, я свободно протянула ей левую руку и невольно посмотрела вперёд, туда, где в коридоре, скрестив руки на груди и вне зоны видимости медсестры, стоял Конан. Он смотрел прямо на меня и, словив на себе мой взгляд, улыбнулся мне. В ответ я тоже улыбнулась, как вдруг медсестра с такой силой вогнала иглу в мою вену, даже не перевязанную по технике безопасности жгутом, что я резко закусила губу и повернула голову в её направлении. Она же, словно ни в чём не бывало, начала забор хлынувшей крови. Неосознанно я осмотрела её: выкрашенные в максимально чёрный цвет ровные волосы длинной до лопаток, небольшая грудь, но зато непропорционально большие губы, форма которых в мире до Первой Атаки была среди любимейших у падких на такого рода красоту мужчин. Я перевела взгляд на её бейдж: помощник доктора Сибилла Стоун.

Закончив забор крови из вены и с силой приложив к кровоточащей ране вату, она взялась за мой палец: проткнула его иглой с такой силой, будто планировала отрезать мне по меньше мере фалангу. От боли я даже подпрыгнула на стуле.

– У вас какие то проблемы? – сквозь зубы выдавила я, наблюдая за тем, как медсестра набирает в пипетку кровь.

– Никаких проблем, – метнула в меня взгляд Стоун, и я сразу же поняла, что на самом деле проблемы есть, и, кажется, вполне даже серьёзные, вот только в чём они могут заключаться, я даже приблизительно угадать не смогла.