― Что!? Жлоб позорный! Всякую дешевку фуфлыжную мне и моему другу толкаешь, — царский наследник нахмурился. — Не смей! Отцу он расскажет! А знаешь, как отец тебя зовет? Лицо какой-то там тупой национальности!

Гоги хотел было возразить, но тут в перепалку вмешался Олег:

― Да ладно, у меня есть трудодни, я...

― Э... не-не-не... — запротестовал Артур. — Я тебя пригласил, значит, я и плачу.

Потом он растянул губы в улыбке, почти такой же широкой, как раньше хозяин пивной, и ласково, почти виновато, проговорил:

― Гоги, ну ты же знаешь, что я все верну. Половину с дежурств буду отдавать и за месяц все верну. Ну что ты, забыл, кто я? Запиши на мой счет, пожалуйста, будь человеком!

Гоги скорчил недовольную гримасу, почесал небритую щеку, выдержал паузу, а потом, будто смилостивившись, сказал:

― Ну хорошо, Артур, тебе, как настоящему мужчине, верю! Что заказывать будешь?

Артур перестал улыбаться, но, довольный, щелкнул пальцами и торжественно проговорил:

― Вот так бы сразу. Значит, нам два литра крепленого из Ломакина...

― Может, с Малофедоровки лучше... оно дешевле будет.

― Не-не-не... — Артур замахал головой. — Для моего друга только лучшее. И не вздумай мне из Беглицы чего-нибудь подсунуть, я эту срань азовскую за версту чую, понял?!

― Обижаешь, дорогой! — Гоги вскинул руки. — Из Ломакина, значит, из Ломакина.

― Во-во, молодец, ты мне начинаешь нравиться, крестьянин! Так, дальше... давай баранину, свинину сам будешь жрать, и этих, салатов, что там сейчас у тебя имеется, помидоры, огурцы, петрушка... всю эту козлиную фигню для вкуса, ну, ты понял.

Хозяин пивной кивнул, отчего у него затряслись второй и третий подбородки, и громко, чтобы все слышали, проговорил:

― Смотри, запишу на твой счет. Но ты обещал все вернуть!

― Все верну, Гоги, все верну, не беспокойся, — Артур поднял вверх руку, будто этот жест мог заверить хозяина в надежности слов.

Гоги исчез. Через минуту служка-раб, худющий паренек с изможденным лицом, принес поднос, на котором стоял маленький бочонок вина, два граненых стакана и две фарфоровые тарелки с салатом. Подобная посуда подавалась только важным гостям, остальные довольствовались чашками и плошками из обожженной глины, которые в достаточном количестве производились в деревнях на побережье.

Стало совсем темно, и служка принялся зажигать свечи в светильниках. Друзья разлили вино, чокнулись, выпили, а потом Артур запальчиво прошептал:

― Обойдется, мерзавец! Каким хреном я это ему все верну?

― Ну, — Олег пожал плечами, — можно было и бражку попить, и свининой закусить...

― Да ни хрена! — возмутился Артур, впрочем, стараясь, чтобы на них не обращали внимание остальные посетители. — Мы с тобой наследники этой долбаной деревни, и, ты только вдумайся, должны выпрашивать жратву у чмошного крестьянина.

― Ну, — Олегу, не очень хотелось вдаваться в подобные темы, на душе точно камень висел, поэтому он ответил шаблонно: — Крестьяне хоть и неполноправные граждане, но не рабы, а потому обладают целым набором определенных свобод.

― Да ни хрена! — теперь уже намного громче возмутился Артур. — Не уподобляйся своему дяде! Мы этих жирдяев защищаем с оружием в руках, а они еще выделываются тут. Да и как я могу расплатиться с этим упырем? Вот, ты посуди. У меня выходит в месяц в среднем десять дежурств по двенадцать часов. Так как я женат, то каждое дежурство это два трудодня и четыре трудочаса. По статуту двадцать четыре трудочаса, то есть третья часть, сразу уходит в казну Общины. Остается восемнадцать. Мы с Анькой взяли в аренду у Общины рабыню высшей категории, — Артур лукаво заулыбался, заморгал, задергал бровями. — Славная рабыня, молодая, поджарая. Используем ее не только в быту, но и в постели.