Я снова достал маленький блокнотик и попросил Игоря продиктовать приметы парней. Записав, я убрал книжицу и продолжил:

– А где эта сауна или баня, вы запомнили?

– Плохо, кажется, на Гражданке. Там какой-то комплекс спортивный.

– Сексуально-спортивный, – подметил я.

– Не знаю. Я там тренажеры видел, плакаты всякие с культуристами.

– Гражданка – большой район. Нельзя ли поподробнее?

– Вроде метро рядом было. «Политехническая». Да, да, минуты три езды на тачке.

– Все ясно. Какого рода помощи вы от меня ждете?

– Ну, как какого? Аппаратуру найти.

– И как я по-вашему должен это сделать?

– Ну, я не знаю, вас же этому учили. В конце концов, это ваша работа. Вы не волнуйтесь, я смогу вас отблагодарить.

– Да вы хоть миллион мне дайте, я пока не знаю, что делать. Когда вам аппаратуру возвращать, через неделю? Ну, ерунда, еще неделю потянете. Олег-то, наверняка, поймет.

– Да, думаю, можно договориться.

– Но даже за две недели я вряд ли найду технику. Ну, ладно, это сейчас не самое главное. Кстати, чуть не забыл, из ваших вещей ничего не пропало?

– Так, мелочь – моя куртка кожаная да кольцо обручальное. Но ничего, я как-нибудь перед женой выкручусь. А случайно нельзя записать в протокол, что все было не так, ну, как-нибудь по-другому? Скажем, кто-нибудь просто украл ключи и обокрал меня. Мне же перед женой надо обставляться.

– Как вам сказать? Это нежелательно. Во-первых, с точки зрения закона, а во-вторых, не исключено, что эта история всплывет, и тогда это будет минус в вашу сторону. Лишние, так сказать, сомнения в правдивости ваших слов. А это только на руку преступникам. Да вы не волнуйтесь, никто, кроме меня и следователя, читать ваши показания на будет, а жене вы, что хотите, врите.

– А вы разве не следователь?

– Нет, я опер.

– А какая разница?

– Как между Кировским заводом и Большим театром. Опер ищет преступника, находит доказательства, изымает вещи и так далее, а когда уже вся черновая работа будет сделана, дело переходит следователю, который заключает все это в процессуальные рамки, грубо говоря, оформляет в красивую формочку и передает дело в суд. Следствие – это совсем другая служба, нежели уголовный розыск, ее сейчас вообще из милиции вывести собираются, то есть самостоятельной сделать, как прокуратуру. Сами понимаете, раз службы разные, то и задачи разные. У уголовного розыска голова болит, чтобы побольше преступлений раскрыть, но у следствия при этом работы прибавляется, а им это невыгодно. У нас ведь система не меняется – что десять дел у следователя, что одно – зарплата-то постоянная. Вот и идет война между уголовным розыском и следствием, и хотя по логике вместе с преступностью бороться должны, они все время палки в колеса друг другу засаживают. Не понятно, кому все это нужно. Как будто специально кто-то все это выдумал. Поэтому когда по телеку следователь Знаменский с опером Томиным в засаде напару сидят, можете смело выключать телик – туфта это все. Ладно, если еще водку хлещут вместе, тут я могу поверить. Томин заинтересован кражу раскрыть, Знаменский – нет. Это в жизни, конечно. В кино-то оба грудью на бандитов. Но, впрочем, это наша кухня и вам она не интересна.

Я встал и прошел в комнату, где когда-то лежали безвременно пропавшие видики. Что я хотел там найти, я и сам не знал. Но надо изобразить перед пострадавшим кипучую деятельность и живой интерес. Я осмотрел все углы, снял со шкафа фотоувеличитель, заглянул под висящий на стене ковер, потом опять поставил фотоувеличитель на шкаф.

Борзых внимательно следил за моими манипуляциями, понимающе кивал головой и часто вздыхал.