|
— Я распределю резервы боеприпасов и организую доставку воды и провианта.
— Это займет слишком много времени. Придется довольствоваться тем, что у нас есть.
— Нет, я заранее разместил запасы прямо за нашими позициями, — объяснил Лоик, одновременно продолжая отдавать приказы по воксу. — Там наши нестроевые солдаты, они все привезут за пять минут.
— Очень предусмотрительно с вашей стороны, — отметил Уриил, впечатленный дотошностью полковника.
— Обычная логистика, — скромно сказал Лоик. — Даже самый отважный боец не сможет сражаться, если горло пересохло, а боеприпасы закончились, верно?
Уриил кивнул.
— Я недооценил вас, полковник Лоик, и должен принести свои извинения.
Лоик отмахнулся, хотя заметно было, как он доволен.
— Так как, по-вашему, они будут атаковать нас на этот раз, капитан Вентрис?
— Осторожно. Они уже проявили самоуверенность и не допустят эту ошибку во второй раз.
— Капитан Гербер сказал, что тау не совершают ошибок.
— Совершают, но никогда не повторяют.
Дженна смотрела, как Миколу Шонаи волокут из камеры, босые изувеченные ноги оставляли на влажном полу блестящие кровавые следы. Тело женщины превратилось в сплошное кровавое месиво, и тайны, оставшиеся в ее мозгу, последовали за ней в могилу.
Два силовика с опущенными зеркальными визорами унесли ее, и Дженна почувствовала свинцовую тяжесть в желудке при виде тела бывшего губернатора, зная, что на ней лежит часть ответственности за смерть Миколы Шонаи.
Она видела Куллу в дверях камеры, раздетого по пояс и смывающего пот водой из помятого медного кувшина. Ее охватил гнев, и она ворвалась в камеру, руки сами тянулись к горлу проповедника.
Кулла при виде ее улыбнулся, лицо его несло печать блаженства и покоя, как у человека, выполнившего свой долг. Борода и кулаки были перемазаны запекшейся кровью.
— Ты убил ее, — сказала Дженна. — Ты забил ее до смерти.
— Да, и варп навсегда поглотит ее грязную душонку. Возрадуйся, судья Шарбен, ибо в Империуме стало одним еретиком меньше. Такие деяния обеспечивают нашу безопасность.
— Безопасность? — прошипела Дженна. — Ты у нее что-то узнал? Что-то, что поможет отразить натиск тау?
— Ничего, кроме того, в чем она созналась при аресте, — признался проповедник, вытираясь льняной тряпкой, — но такая порочность обеспечила ей долгую мучительную смерть. Жаль, что она не была еще более долгой и мучительной. Не согласна?
Дженна увидела, как лицо Куллы преображается: спокойствие сменилось чем-то отвратительным, ящероподобным. В глазах светился хищный голод, он явно ждал, что Дженна сморозит глупость и окажется на месте Миколы Шонаи на привинченном к полу стуле.
— Она заслужила смерть, и мы на этом сошлись, — сказала Дженна, тщательно выбирая слова, — но смерть согласно имперскому правосудию. Ее должна была объявить виновной судейская коллегия и казнить — специально назначенные властями лица.
— Я уже говорил тебе, Шарбен, Император наделил меня властью, — напомнил Кулла, протолкнулся мимо нее в дверь и покинул камеру. — Есть ли власть выше?
Дженна пропустила его и села на корточки, выводя пальцами спирали в кровавой луже на полу. Кровь была липкая и еще теплая. Здесь погибло человеческое существо, женщина, которую она уважала, которой восхищалась. Действия Миколы Шонаи приговорили ее, и Дженна не сомневалась, что такое преступление должно караться смертной казнью.
Заслуживала ли она такой смерти — быть зверски забитой безумцем, который претендовал (весьма сомнительно) на прямую связь с Императором? Имперский закон был суров и безжалостен, но не без причины. |