Если мы находимся в плену и вынуждены либо поклясться, либо умереть, Тонн разрешает нам спасти свою жизнь. Перед Советом Капитанов я назову себя военнопленным, и меня не только не накажут, но даже не укорят за мои действия.
— Ты никогда не увидишь своих Капитанов. Ты умрешь от моих зубов в твоей глотке.
— Возможно. — Эйоуюэль невозмутимо смотрел на Криспина. — Но ты связан, а я свободен. Так что лучше подумай о своей собственной глотке.
Пожав плечами, он повернулся к своим товарищам:
— Что слышно из дома?
— Пока ничего.
Кивнув, Эйоуюэль снял с себя кинжал и пояс, затем стащил рубаху и сапоги. Оставшись в одних брюках, он сказал:
— Я или скоро вернусь, или умру. И если я погибну, убейте пленника и уходите через главные ворота.
Он направился к главному входу в Дом Галвеев, чувствуя, как колотится в его груди сердце. Легко сказать: я вернусь или умру. Куда сложнее заставить себя идти вперед, зная, что слова эти не пустые и грудь его в любое мгновение может пробить стрела, пущенная из арбалета.
Эйоуюэль поднял руки вверх, ладонями вперед, показывая, что у него нет никакого оружия, нет ничего, кроме суконных брюк на нем и золотого медальона Тонна на шее. Будучи доверенным пилотом Семьи, он знал большую часть Галвейских сигналов и паролей. Он не забыл их, но сейчас все полностью изменилось, и если в Доме Галвеев появились новые пароли и новые охранники, оставалось лишь надеяться на то, что среди них найдется человек, помнящий прежние.
Припав к одной из бойниц возле Дугхалла и Яна, Кейт прислушивалась к звукам стычки, затихавшим на посадочном поле.
— Измена внутри войска Сабиров, — криво усмехаясь, сказал Дугхалл. — Если нам не повезло и победил враг, противник в любом случае уменьшился в числе.
— Скоро мы так или иначе узнаем об этом.
Ян поднялся и взял арбалет на изготовку. Кейт заметила, что он затаил дыхание. Посмотрев на открываемую бойницей узкую полоску поля, Кейт увидела причину его беспокойства. С поднятыми кверху руками к ним направлялся человек, одетый в одни лишь брюки. Зрение Кейт — зрение Карнеи — превосходило возможности Яна… и глаза ее выхватывали из темноты подробности, остававшиеся скрытыми от него. При неярком свете звезд и луны Кейт увидела рофетианские косы, амулет Тонна на шее, старый шрам, белевший на левой стороне груди.
— Опусти оружие, Ян, — сказала она. — Я знаю этого человека.
— То, что ты знаешь этого человека, еще не означает, что он — твой друг, — возразил Дугхалл. — Винсалис…
— Винсалис не знал Эйоуюэля, — оборвала его Кейт. — А я знаю. Если он идет к нам, значит, он остался нашим другом.
— Эйоуюэль. — Дугхалл прикусил губу. — Я готов поверить ему — во всяком случае как парламентеру. А ты не видишь, кто-нибудь идет позади него, целясь ему в спину?
— Нет, — ответила Кейт.
— Я не вижу там вообще никого, — пробормотал Ян. — Кроме того парня, который идет к нам, да и того еле различаю.
Краем глаза Кейт заметила, что он опустил арбалет.
— Твоим глазам не позавидуешь. — И, оторвавшись от бойницы, она спросила: — Ну так что, впускаем его или сами выходим наружу?
— По мне, так пусть стоит перед нами пузом к арбалету… поговорим через амбразуру.
— Я согласен с Яном, — сказал Дугхалл. — Давайте выслушаем то, с чем он пришел, прежде чем принимать решение. Мне кажется, нужно сходить за Алви. Когда он приблизится к нам, она может прочесть намерения и его и солдат, оставшихся на поле. |