Кай открыл глаза, но увидел только темноту. От внезапного приступа клаустрофобии ему стало холодно и душно. Освободившись от рук Роксанны, он стал срывать с головы повязку, яростно отбрасывая лоскуты рыхлой ткани, пропитанные липкой мазью. Он слышал, что пронзительный вопль Безучастного Ангела звучит все ближе и ближе.

Последние слои повязки упали на пол, и Кай взглянул в светящиеся глаза Роксанны. В них, словно крупинки золота в янтаре, поблескивали искорки, и Кай удивился тому, что не замечал их раньше. Ответ пришел в следующее же мгновение.

Его аугментика, какой бы точной и дорогой она ни была, не могла заменить человеческого зрения. Заметив изумленное выражение на лице Роксанны, Кай поднял руку и ощупал свое лицо. Вместо безобразных ран, оставшихся после того, как Ашубха вырвал его глаза из металла и стекла, он ощутил мягкую кожу и упругую живую плоть.

— Кай! — воскликнула Роксанна. — Твои глаза…

Он поднял голову и взглянул на храм глазами, подаренными ему отцом и матерью. Хоть человеческое зрение и нельзя было назвать совершенным и долговечным, он безмерно обрадовался этому дару. И не важно, что первый за долгие годы взгляд упал на руины здания, ставшего полем боя. Он мог видеть, а это само по себе было чудом.

Вокруг них лежало множество тел мужчин и женщин, солдат и простых граждан. Среди общего хаоса Кай отыскал Головко и Йасу Нагасена. Их лица искажены ужасом, а взгляды прикованы к Безучастному Ангелу, пирующему на трупах. Кай оторвал взгляд от ужасного существа и увидел, как его бывший похититель и защитник сражается в своей последней битве.

Атхарва и пария бились в тени безликой статуи; один — генетически улучшенный супервоин, солдат Империума, второй — убийца таких, как он. Движения парии напоминали прыжки акробата. По сравнению с массивной фигурой легионера Астартес он казался хрупким и почти невесомым, но сражался с уверенностью, порожденной его способностью приводить в замешательство и препятствовать действиям любых псайкеров.

Но он не знал воина Тысячи Сынов, как знал его Кай.

Атхарва покачнулся, словно от боли, и пария, выбросив из рукава одежды длинное силовое лезвие, устремился к нему, намереваясь нанести завершающий удар.

Но в следующее мгновение Атхарва выпрямился и перехватил врага в середине прыжка.

Несмотря на закрывающий лицо парии шлем, Кай ощутил его шок.

— Когда-то я мог видеть, но теперь ослеп, — с пронзительной грустью и яростью произнес Атхарва.

Кай уже знал, на какую невероятную жертву решился Атхарва, чтобы одолеть ассасина Кулексус, но он сомневался, чтобы кто-то по справедливости мог оценить его утрату. Пария извивался в руке Атхарвы, но освободиться от могучей хватки не мог. Силовой клинок пронзил грудь Атхарвы, и воин испустил сдавленный стон, когда кончик клинка проколол его сердце.

Он отшвырнул парию так, что тот с хрустом ударился в стену. Под треск ломающихся костей тело парии сползло на пол, изогнутое под невероятным для живого существа углом.

Атхарва вырвал клинок из груди и взглянул на черный капюшон Безучастного Ангела.

— Остались только ты и я! — воскликнул Атхарва, и призрак немедленно ринулся ему навстречу.

Кай понимал, что Атхарва не в силах одолеть это ужасное чудовище, но воин неколебимо стоял на пути призрака, заслоняя собой нескольких смертных. Призрак раскинул крылья, но не успел заключить Атхарву в смертельные объятия, внезапно издав пронзительный крик боли. Чудовище запрокинуло голову и завопило в несомненной агонии, а части его бесформенного тела стали отрываться и таять в воздухе, словно протуберанцы, поднимающиеся над поверхностью звезды.

На глазах у Кая чудовище стало распадаться, его очертания дрожали и расплывались, а заключенная в нем сущность была вынуждена вернуться в то царство, откуда появилась.