А ещё мне казалось, будто не четыре месяца прошло с моего отъезда, а минимум четыре года. То ли так много событий произошло в моей жизни за это время, то ли я так сильно изменился. А, скорее всего, и то и другое вместе.

Дядя Володя пультом открыл ворота, и мы заехали во двор. Меня удивило, что не было видно охраны. Мы заехали на стоянку возле дома, вышли из машины и направились к входу. Никто из прислуги не вышел нас встречать, что тоже было странно. Мамин брат открыл дверь и предложил мне войти в дом. Я вошёл, а дядя остался снаружи.

Когда захлопнулась дверь, внутри у меня стало совсем холодно, и я почувствовал, как участился мой пульс. Вроде на сто раз разобрал ситуацию, и ничего особенного не ожидал, но всё равно нервничал.

И я сразу же увидел отца и маму. Скорее всего, они по камерам увидели, как мы с дядей приехали и вышли нас встречать. Прислуги не было, видимо, её отпустили на весь день или на несколько часов. И это лишь подтверждало мои предположения, что родители не очень-то собираются афишировать наши отношения. И ещё я испугался, не увезли ли на время моего визиту куда-нибудь брата и сестру.

— Здравствуй, Роман! — сухо и как-то слишком уж официально произнёс отец.

— Здравствуй, — сказала мама.

Пока что всё происходило, как я и предполагал — родители не спешили расставаться с образом холодных и безэмоциональных эльфов — хранителей вековых традиций эльфийской аристократии. Я ещё раз вспомнил, как встречали дома Глеба, и еле сдержался, чтобы не скривиться в горькой усмешке.

— Доброе утро, — ответил я, стараясь тоже не показывать никаких эмоций.

— Ты сильно изменился, — сказал отец. — Возмужал.

— Вы даже не представляете, насколько сильно, — ответил я, еле сдержавшись, чтобы сгоряча не сболтнуть лишнего.

— Я слышала, что общество людей плохо влияет на выбракованных, — неожиданно заявил мама. — Но, надеюсь, все твои изменения — в лучшую сторону.

Тут я уже сдержаться не смог. Вспомнил слова Милютиной при зачислении меня в академию — добрые слова чужого мне человека, которые вернули мне веру в себя, утерянную после изгнания из родного дома, и будто вскипел.

— Я не выбракованный! — громко и чётко проговаривая слова, произнёс я. — А в плане плохого влияния и прочих гадостей людям до эльфов очень далеко! Поэтому не надо…

— Роман! — перебил меня отец. — Я думаю, тебе стоит отдохнуть. Ты явно устал в дороге. Перенервничал. Это стресс.

— Да что вы знаете о стрессе? — взорвался я, но всё же смог взять себя в руки и развивать тему не стал.

— Уж знаем кое-что, — ответил отец. — В любом случае отдохнуть тебе не помешает.

— Сейчас я подготовлю тебе гостевую комнату, — опять подключилась к разговору мама. — Но, может, ты хочешь есть?

— Гостевую? — удивился я, проигнорировав вопрос о еде. — Вы не пустите меня в мою комнату?

— После твоего отъезда комнату, в которой ты жил, переделали под изобразительную студию для Марии. В гостевой тебе тоже будет уютно.

— Вы живёте во дворце! — воскликнул я. — У вас сотни комнат, и вы не могли оставить и не трогать небольшую комнату своего старшего сына?

— Это нерационально, — ответил отец.

— Да при чём здесь рациональность? Просто на память обо мне! Я рад, что у Маши теперь есть изостудия, но неужели нельзя было её сделать в другой комнате? Вы, наверное, и все фотографии с моим изображением выбросили, да? Я прав? Выбросили? Стыдитесь меня?

— Роман, ты переходишь границы!

— Ничего я не перехожу! Вы стыдитесь собственного сына, хотя я вообще ничего не сделал, чтобы вы так поступали в отношении меня!

— Мы не стыдимся, — сказала мама.