Изменить размер шрифта - +
. . . . . . . .

         В чем уверяют нас Паскаль и Боссюэт,

         В Синопсисе того, в Степенной книге нет,

         Отечество люблю, язык я русский знаю;

         Но Тредьяковского с Расином не равняю, —

         И Пиндар наших стран тем слогом не писал,

         Каким Баян в свой век героев воспевал.

         Я прав, и ты со мной, конечно, в том согласен;

         Но правду говорить безумцам – труд напрасен.

         Я вижу весь собор безграмотных Славян,

         Которыми здесь вкус к изящному попран,

         Против меня теперь рыкающий ужасно.

         К дружине вопиет наш Балдус велегласно:

         «О братие мои, зову на помощь вас!

         Ударим на него – и первый буду аз.

         Кто нам грамматике советует учиться,

         Во тьму кромешную, в геенну погрузится;

         И аще смеет кто Карамзина хвалить,

         Наш Долг, о людие, злодея истребить».

         . . . . . . . . .

         Итак, любезный друг, я смело в бой вступаю;

         В словесности раскол, как должно, осуждаю.

         Арист душою добр, но автор он дурной,

         И нам от книг его нет пользы никакой.

         В странице каждой он слог древний выхваляет

          И русским всем словам прямой источник знает:

         Что нужды? Толстый том, где зависть лишь видна,

         Не есть лагарпов курс, а пагуба одна.

         В славянском языке и сам я пользу вижу,

         Но вкус я варварский гоню и ненавижу.

         В душе своей ношу к изящному любовь;

         Творенье без идей мою волнует кровь.

         Слов много затвердить не есть еще ученье:

         Нам нужны не слова, нам нужно просвещенье.[7 - «Стихотворения Василия Пушкина». Спб., 1822, стр. 8–9. Белинский мог пользоваться также и посмертным изданием 1835 года.]

 

Видите ли: и здесь уже люди, объявившие себя против европейского образования, названы славянами: а далеко ли от славян до славянофилов? Правда, с обеих сторон здесь спор чисто литературный, потому что другого тогда и не могло быть; и разумеется, славянофильская партия нашего времени двинулась дальше своей прародительницы. А где было гнездо этой старой славянской партии? – в Петербурге. Послание, из которого мы выписали несколько стихов, написано было в Москве – центре литературной реформы того времени.

Быстрый переход