Изменить размер шрифта - +
Непосредственно перед административным зданием — широко распахнутые решетчатые ворота с фонарями на опорных столбах. Решетчатая ограда тянется от ворот в обе стороны.

Лакросс и Тильман уже выехали из ворот на улицу, которая называется Грасская. Она здесь довольно узкая. Против больничных ворот имеется еще одна автостоянка и стоянка такси. Из-за того, что улица здесь узка, а движение очень оживленное, перед больницей стоят два светофора. Горел красный свет, поэтому Лакроссу и Тильману пришлось затормозить. Анжела остановила машину прямо на выезде из ворот.

Я увидел в водительском окошке большого «бьюика», стоявшего на автостоянке против ворот, вспышки выстрелов, целую очередь. Еще подумал: «Не иначе, как автомат».

Анжела вскрикнула. Я оторвал ее от руля и спихнул на пол машины. Двигатель вздрогнул и остановился. Я услышал бешеную ругань. Потом интенсивную стрельбу. Сопровождавшие нас полицейские ответили огнем. Тильман и Лакросс наверняка тоже стреляют, тупо подумал я. Бешеная злоба пронзила меня. Я должен увидеть, что там происходит! Я должен узнать, какая сволочь стреляла в нас!

Я распахнул свою дверцу и на ходу бросил Анжеле:

— Ни в коем случае не вставай, пока я не вернусь!

Потом я пополз на животе вокруг машины, чтобы иметь обзор. Заметил, что прохожие в ужасе попадали на землю. Несколько полицейских тоже лежали на тротуаре, другие укрылись за решеткой и бетонными столбами ворот. Они вели бешеный огонь по «бьюику» — до него было меньше десяти метров. Там, на стоянке, и таксисты попадали на землю. Одна пуля, рикошетом отскочившая от каменной стены, вдребезги разбила витрину продовольственного магазина на противоположной стороне улицы сразу за светофором. Крики, шум, женский визг. Все происходило куда быстрее, чем я могу описать. С каждой минутой становилось темнее. Только что гремели выстрелы, и вдруг наступила мертвая тишина. Я увидел, как двое полицейских зигзагами помчались к «бьюику». Я тут же последовал их примеру. Мы одновременно подбежали к бежевой машине, у которой и лобовое и боковые стекла были вдребезги разбиты выстрелами. Боясь, что меня опередят, я рванул водительскую дверцу, чтобы увидеть эту сволочь, этого мерзавца, только что опять пытавшегося меня прикончить. Из распахнутой дверцы прямо на мокрый асфальт вывалился человек в синем плаще. Он упал лицом вниз. Теперь меня было не остановить. Я рухнул на колени и перевернул того на спину, чтобы увидеть его лицо. И увидел — боннского налогового ищейку Кеслера. Увидел лицо этого верзилы, всегда взиравшего на нас так холодно, так повелительно, так безжалостно и властно. Теперь глаза его были полузакрыты. Теперь это лицо было белым, как полотно. По-видимому, в него попало несколько пуль. Он был при смерти. Воздух со свистом вырывался из его рта. Плащ распахнулся. Костюм весь пропитался кровью. Кеслер был почти мертв, но жизнь еще теплилась в нем. В этот момент я потерял власть над собой. Я рванул его подальше от машины, чтобы он лег плашмя на спину. При этом что-то грохнуло. Это выпал его автомат. Отто Кеслер лежал на асфальте, и как ни старались полицейские оторвать меня от него, ничего у них не вышло. Вне себя от ярости я заорал на Кеслера, на этого аса немецкой налоговой службы:

 

9

 

— Почему ты это сделал, сволочь?

Он молчал.

Я врезал ему в челюсть. Мне было все равно, мне теперь все было безразлично.

— Отвечай!

Теперь полицейские от меня отстали — видимо, никто из них не понимал по-немецки, но они все же догадались, что я пытаюсь вытянуть признание из уст умирающего. Их коллеги едва справлялись с толпой любопытных, напиравших со всех сторон. А дождь все лил и лил.

— Отвечай же, подонок! — Я опять врезал ему изо всех сил.

— Деньги… — Он едва ворочал языком.

Быстрый переход