Паула Гослинг. Ответная месть
Пистолет лежал под окном, на разостланной белой тряпице, он был разобран и подготовлен к чистке. Убийца стоял рядом, дожидаясь, пока рассветет. Светофор светил то красным, то желтым, то зеленым огнем над пустым пересечением темных улиц. Не было ни одного автомобиля. В витринах универмага вспыхивал свет, озаряя длинную, молчаливую улицу. Газета быстро скользила вдоль тротуара, подхваченная неожиданно подкравшимся ветерком. Где-то в парке запела птица. Наступал день. Постепенно разливаясь, свет озарял окружающие дома, сгрудившиеся в молчаливую толпу неких угловатых инопланетных существ. В сотнях окон отражались уплывающие за горизонт облака, словно бы раскаленные снизу невидимым пока солнцем. Змеиные изгибы реки, разделяющей город надвое, с рассветом превращались в тускло сверкающий поток ртути. Внезапно за городом разрезал небо поднявшийся аэробус; казалось, застыл неподвижно, затем, очертив плавную широкую дугу, стал удаляться, волоча за собой шлейф выхлопных газов, который сейчас же засверкал, вобрав в себя свет поднимающегося солнца. Свет разгорелся сильнее и ярче, наполнил собой комнату. Он отражался от полированной мебели, от обоев, от стекол, окантованных и развешанных по стенам фотографий, от серебряных кубков на каминной полке, от оружия, размещенного на полках вдоль стен, от круглого зеркала над резным письменным столом красного дерева. Убийца подошел к зеркалу и заглянул в него. В зеркале отразилось тусклое, ничем не примечательное лицо. Так и должно быть. Никто не узнает, никто не догадается. Одна смерть прошлой ночью. Может быть, завтра — другая. Убийца улыбнулся. «Зеркальце, зеркальце на стене, Кто самый хитрый, скажи-ка мне?»
1
Страйкер наблюдал за самолетом, поднявшимся со взлетной полосы, — на земле тот был так громоздок, так тяжел, что казалось необъяснимым, как он смог оторваться от бетонки и, взлетев, устремиться ввысь. Но самолет поднимался все выше и выше, пока не превратился в крохотную точку, парящую в небе. На мгновенье он сверкнул искрой, отразив солнечный луч, затем стал серым слабым пятнышком — и все. Постепенно в его сознание снова проник шум аэропорта; привычная картина: киоски, билетные кассы, сиденья для уставших и ожидающих, буфеты, бары, постоянное перемещение людей, неотъемлемый от аэропорта дух странствий, которым было все здесь пропитано. — Гераклит… — пробормотал он. — Да брось ты! — отозвался Тос тем небрежно безапелляционным тоном, которым он всегда отвечал на замысловатые и псевдонаучные высказывания Страйкера. — Вот это? Да ничего особенного! Страйкер взглянул на него и усмехнулся: — Было же сказано, что наш мир и все в нем постоянно движется, течет и изменяется… — Не дури! Мы стрижемся, меняем ежедневно белье, регулярно косим траву на газоне — и даже не замечаем этого. И что теперь: перестать этим заниматься, как-то все изменить? — Ну, об этом ничего не сказано. — Вот так всегда с этими древними греками, — заключил Тос. — Одни вопросы — а ответов нет. — Немного напоминает работу полицейского? — Вот-вот. Я как раз и хотел это сказать. — Я так и подумал, — кивнул Страйкер. Они отошли от окна и направились через зал, увертываясь от несущихся на них детей, чемоданов с жесткими углами, стюардесс в форме со списками пассажиров в руках; они перемещались с места на место, наглядно демонстрируя статистику перемещения населения. На полпути они встретили Пински, перемещающегося в противоположном направлении. |
