Раимов прокашлялся и с таким довольным видом, будто ему кумысом хлебальник намазали, обвел собравшихся начальственно‑покровительственным взором. Та часть собравшихся, которая еще пребывала в неведении относительно чудес, происходящих вокруг, в свою очередь, ответила майору взглядом требовательно‑вопрошающим, в духе плакатов предвыборной агитации. Что, естественно, не лезло ни в какие уставные рамки! Раимов изумился и решил попробовать посмотреть на подчиненных по‑другому, а именно – строго.

Подчиненные потупились и уселись на свои места. За исключением Харакири‑сана и танка. Причем и из президиума, и из зала абсолютно невозможно было понять, кто из них кого перепрограммирует, так как танк, в ответ на вскрытие японокитайцем крышки пульта управления, вытащил из пазов у основания башни телескопические манипуляторы и принялся шарить у программиста по карманам.

“Чего он там, запасные батарейки для плеера, что ли, ищет, еври бади?” – удивленно подумал Шныгин, но вслух этого, естественно, в полном соответствии с уставом, не произнес. Тихо отвернулся и внимательно прислушался к словам Раимова.

– Товарищи, господа и прочие граждане! – начал свою речь майор. – До сего дня многие из вас спали, ели, пили, справляли свои другие потребности и не ведали, что отечество выбрало вас для самой ответственной задачи. А именно, для спасения нашей матушки‑Земли!..

– Во загнул! – шепотом восхитился Пацук.

– Ты не мог бы помолчать для разнообразия? – так же шепотом поинтересовался у украинца Шныгин. Есаул скорчил в ответ крайне недовольную, типа “бендеровской”, физиономию, призванную показать, что порядочный украинец обычно делает с москалями, но все же замолчал.

К счастью для обоих, Раимов был слишком вдохновлен собственной речью, поэтому болтовни подчиненных не заметил, и все прочие члены команды были лишены возможности наблюдать экстремальное зрелище того, как русский с украинцем чистят бульбу. В наряде, естественно. Майор лишь слегка скосил глаза в сторону обоих болтунов, но пламенный доклад не прервал. Нельзя сказать, что его речь произвела на собравшихся неизгладимое впечатление, но кое‑кого она заставила‑таки рты от удивления раскрыть.

– Не думайте, что это только возвышенные слова, – заявил Раимов, комментируя свое заявление по поводу “спасения матушки‑Земли”. – Вы действительно будете спасать планету в прямом и переносном смысле этого слова, поскольку нашествие инопланетян на Землю в фантастических фильмах стало реальностью. Пришельцы среди нас! Спасайтесь, кто может… То есть спасем все, что можем, я хотел сказать.

Майор сделал паузу, видимо, ожидая бурных и продолжительных аплодисментов в благодарность за полет его командирской мысли, но ничего, кроме гробовой тишины, не дождался. Затем кто‑то в зале присвистнул от удивления, и это послужило сигналом ко всеобщему бедламу. Заорали все. Причем громко и одновременно, отчего смысл хотя бы одной фразы разобрать было невозможно. Зато в эмоциях общего собрания разве что глухой бы запутался. Было в криках все: и недоверие, и удивление, и негодование, и восторг.

Исключение из голосящей компании составили только четыре человека – оба члена президиума, Зибцих и Шныгин. Но если первые двое молчали от того, что заранее знали повестку дня общего собрания, то в случаях с бойцами все было по‑другому. Ефрейтор сидел тихо из‑за намертво въевшегося в кровь инстинкта субординации и истинно немецкой дисциплинированности, а Шныгину просто было все по барабану. Потому как видавшего Саддама Хусейна старшину пришельцами уже удивить было никак невозможно. Сергей в ответ на заявление майора хмыкнул и, окинув орлиным взором актовый зал, стал в уме просчитывать, можно ли ему тихонечко покурить на заднем ряду, пока все вокруг суетятся.