Она еще не открыла глаза, и мысль была, собственно, даже не мыслью, а лишь каким-то смутным ощущением на границе сна и яви. И вот на этой неясной границе ей было ужасно жаль, что Андрея нет рядом, а значит, утренние минуты, самые драгоценные минуты целого дня, пройдут без него.

Однажды он рассказал Ольге, что наилучшая тренировка для защиты от стресса – это подъем по лестнице смыслов.

– Надо начинать с ответа на простой вопрос: зачем я утром оделся? – объяснял он. – Чтобы идти на работу, – отвечаешь ты себе. Зачем я иду на работу? Чтобы не скучать дома. Чтобы сделать что-то полезное. Чтобы заработать денег. Зачем мне зарабатывать деньги? Чтобы купить жене шубу. Чтобы не умереть с голоду. Ну, и так далее. Через несколько ступенек неизбежно встанет вопрос о смысле жизни.

– И что, вот каждый день надо задавать себе вопрос о смысле жизни? – удивилась тогда Ольга.

– Да. И не только задавать вопрос, но и искать на него ответ.

– А по-моему, это довольно глупо постоянно держать такое в голове. Пафосно как-то.

– Это не то чтобы глупо, но тяжело. И организм будет активно защищаться. В этом-то тренировка от стресса и состоит. Вот если охватит тебя то, что моя любимая теща называет меланхолией и мерихлюндией, то такое состояние не окажется для тебя новостью – ты будешь к нему готова.

Наверное, это было правильно, во всяком случае, звучало остроумно. Но для Ольги лестница смыслов начиналась с вопроса, рядом ли сейчас Андрей, и от ответа на этот вопрос зависело, продолжит она подъем к размышлениям о смысле жизни или нет.

Вчера она приехала на дачу без мужа, значит, сегодня начинает день в его отсутствие, значит, смысла в этом дне не будет до тех пор, пока Андрей не появится.

С этим ощущением – легкой досады на бессмысленно начинающийся день – Ольга открыла глаза.

И сразу ее охватила такая радость, как будто она нырнула в воду в какой-то мрачной, опасной болотистой местности, а вынырнула в сверкающей под солнцем веселой заводи.

Андрей лежал рядом и смотрел на нее, подперев голову рукой. Вид у него при этом был самый что ни на есть характерный, только ему присущий: изучающий – такой, будто он смотрит не на жену, которая известна ему вся, в каждом своем внешнем и внутреннем проявлении, а на какой-нибудь редкостный минерал или цветок. То есть, вернее, как смотрел бы он на минерал или цветок, если бы был минералогом или ботаником.

– Ой… – проговорила Ольга. – Ты откуда взялся?

Вообще-то стоило бы удивиться, что она об этом спросила. То, что Андрей рядом, всегда казалось ей таким естественным, что она готова была скорее поверить в нереальность своего вчерашнего вечера без него, чем в странность его утреннего появления.

– Приехал час назад, – ответил он. – А ты так сладко спала, что я, как только тебя увидел, чуть сам не уснул. Прямо на пороге. Но все-таки успел дойти до постели и прилечь рядом с тобой.

– А о чем ты думаешь? – спросила Ольга.

– Я не думаю – я вспоминаю.

– Вспоминаешь? О чем?

Это ее очень заинтересовало. Она тоже приподнялась на локте, чтобы лучше видеть его лицо.

– Как мы с тобой однажды были в театре, и ты вдруг решила подкрасить губы. Помаду ты как-то сразу из сумочки вынула, а зеркальце рылась-рылась, но найти не могла. А свет в зале уже вот-вот должны были погасить, и ты торопилась.

Андрей говорил обстоятельно, как на лекции, и Ольга слушала его с интересом, хотя после первых же слов вспомнила историю, которую он рассказывал.

Это было двадцать лет назад, через неделю после их знакомства. Они тогда впервые пошли вместе в театр – Андрей ее пригласил, и ей было приятно, что кавалер у нее театрал.