— Точно, — согласился с ним Уайт — Кошмарное место. Трое англичан мрачно закивали головами.

Несколько минут спустя офицеры — или, по крайней мере, командиры — повели отряд за собой. Тяжелая винтовка Бэгнолла с каждым новым шагом колотила его по плечу, и у него мгновенно возникло ощущение, будто он стал каким-то кособоким. Потом он понял, что это не так уж и страшно. А примерно через милю вообще перестал обращать на такие мелочи внимание.

Бэгнолл предполагал, что непременно увидит разницу между тем, как сражаются русские и немцы. Немцы славились точностью и исполнительностью, в то время как Красная армия гордилась своей храбростью, отвагой и равнодушием к внешнему виду. Довольно скоро он понял, чего стоят привычные клише. Порой ему даже не удавалось отличить одних от других. Многие русские партизаны воевали захваченным у немцев оружием, а те, в свою очередь, не гнушались пополнять свои запасы тем, что производилось на советских заводах.

Они даже передвигались по местности одинаково, длинной цепью, которая становилась все более растянутой по мере того, как поднималось солнце.

— Пожалуй, стоит последовать их примеру, — сказал Бэгнолл. — У них больше опыта, чем у нас.

— Это, наверное, для того, чтобы минимизировать потери, если отряд попадет под обстрел с воздуха, — заметил Кен Эмбри.

— Если мы попадем под обстрел с воздуха, ты хотел сказать, — поправил его Альф Уайт.

Не сговариваясь, летчики быстро разошлись в разные стороны.

Довольно скоро они вошли в лес южнее Пскова. У Бэгнолла, привыкшего к аккуратным ухоженным лесам Англии, возникло ощущение, будто он попал в другой мир. За деревьями никто никогда не ухаживал. Более того, он был готов побиться об заклад, что здесь вообще не ступала нога человека. Сосны и елки не подпускали к себе незваных гостей, хлестали их своими темными ветками с острыми иголками, будто хотели только одного на свете — чтобы они поскорее убрались восвояси. Каждый раз, когда Бэгнолл видел среди сердитых хвойных деревьев белый березовый ствол, он смотрел на него с изумлением и жалостью. Березы напоминали ему обнаженных женщин (он снова подумал о Джейн), окруженных мрачными матронами, укутанными в теплые одежды.

Где-то вдалеке раздался вой.

— Волк? — спросил Бэгнолл и покрепче сжал в руках винтовку, только через несколько секунд сообразив, что в настоящий момент им ничто не угрожает. В Англии волков вывели около четырехсот лет назад, но он отреагировал на звук инстинктивно — заговорила кровь предков.

— Далеко мы забрались от родных берегов, правда? — нервно хихикнув, сказал Уайт; он тоже вздрогнул, когда услышал волчий вой.

— Да уж, чертовски далеко, — согласился с ним Бэгнолл.

Мысли о доме причиняли ему нестерпимую боль, и потому он старался вспоминать об Англии как можно реже. Пострадавшая от обстрелов, голодная родина казалась ему бесконечно ближе, чем разрушенный Псков, поделенный между большевиками и нацистами, или этот мрачный первобытный лес.

Когда они оказались среди деревьев, колючий, непрестанный ветер слегка успокоился, и Бэгнолл немного согрелся. После того, как «Ланкастер» приземлился неподалеку от Пскова, такие счастливые моменты выпадали совсем не часто. А Джером Джонс говорил, что город славится своим мягким климатом. Тяжело шагая по снегу и ни на минуту не забывая, что уже началась весна, Бэгнолл, проклинал его за вранье — по крайней мере, с точки зрения настоящего лондонца.

«Интересно, здесь, вообще, весна бывает?» — подумал он.

— А какое у нас задание? — спросил Уайт.

— Вчера вечером я разговаривал с одним немцем.

Бэгнолл немного помолчал, и не только затем, чтобы отдышаться.