Бум, бум, бум!

Русси поклялся, что так просто врагам не сдастся. Стараясь не шуметь, он выбрался из кровати, схватил длинный кухонный нож и загасил единственную лампу — бункер мгновенно погрузился во мрак, чернее ночи, царившей наверху.

Бум, бум, бум!

Скрежет, штукатурная плита, прикрывавшая дверь, снята и отброшена в сторону. Бункер запирался изнутри. Впрочем, Мойше знал, что задвижка не выдержит, если кто-то решит ее сломать. Он поднял над головой нож. Тот, кто войдет первым — предатель еврей или ящер — получит сполна. Это Мойше себе обещал.

Однако вместо того, чтобы услышать, как по двери колотят ноги в тяжелых сапогах, или ее пытаются открыть при помощи тарана, Русси различил взволнованный голос, обратившийся к нему на идише.

— Мы знаем, что вы внутри, ребе Мойше. Откройте эту вонючую дверь… пожалуйста! Нам нужно увести вас отсюда прежде, чем явятся ящеры.

Обман? Ловушка? Мойше инстинктивно оглянулся на Ривку, но он же сам погасил лампу.

— Что делать? — тихо спросил он.

— Открой дверь, — ответила она.

— Но…

— Открой, — повторила Ривка. — Никто из компании ящеров не смог бы так выругаться.

Утопающий всегда готов ухватиться за соломинку. Но какая же она тонкая и ненадежная! Сломавшись, поранит не только ладонь Мойше. Но разве он в состоянии долго сдерживать тех, кто находится за дверью? Неожиданно Мойше сообразил, что им совершенно ни к чему его арестовывать. Враг ведь может просто начать стрелять в дверь из пулемета… или поджечь дом — и они все сгорят заживо. Мойше разжал пальцы, кухонный нож со звоном упал на пол, и, спотыкаясь в темноте, подошел к двери, чтобы ее открыть. Один из евреев, стоявших на пороге, держал в руках масляную лампу и пистолет. Тусклый свет фонаря ослепил Мойше.

— Долго же вы возились, — проговорил один из парней. — Пошли. Нужно спешить. Один болтун распустил язык, где не следует, здесь скоро будут ящеры.

Русси ему поверил.

— Возьми Ревена, — крикнул он Ривке.

— Сейчас, — ответила она. — Он еще не совсем проснулся, но все будет хорошо, мы идем… правда, милый?

— Куда? — сонно спросил Ревен.

— Уходим отсюда, — ответила Ривка, больше она все равно ничего не знала. Однако этого хватило, чтобы малыш окончательно проснулся и выскочил из кровати с воплем восторга. — Подожди! — вдруг вскричала Ривка. — Ботинки надень. По правде говоря, нам тоже не мешало бы обуться. Мы спали.

— В половине девятого утра? — спросил парень с лампой. — Я бы тоже не отказался. — Впрочем, подумав немного, он добавил: — Только не здесь, пожалуй.

Мойше забыл, что он в одних носках. Натягивая башмаки и завязывая шнурки, он спросил:

— Мы успеем собрать вещи? — Книги на полках стали для него чем-то вроде родных братьев.

Другой еврей с немецкой винтовкой на плече, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу возле двери, покачал головой и ответил:

— Ребе Мойше, если вы еще немного помедлите, вам уже не нужно будет никуда спешить.

Подвал с низким потолком показался Мойше просторным. Когда они поднимались по лестнице он довольно быстро начал задыхаться — сидя в бункере, Русси не особенно занимался физическими упражнениями. От серого свинцового света начали слезиться глаза. Мойше принялся отчаянно моргать и щуриться. После того, как они столько времени провели в помещении, где горели лишь свечи и масляные лампы, даже слабый дневной свет причинял страдания.

И вот они вышли на улицу.