Изменить размер шрифта - +

— Откуда это вам доподлинно известно? У вас есть ещё один такой же, только тайный, отдел?
— Пожалуй, вы правы, товарищ Любимов, — усмехнулся Берия, — вам уже можете справиться с чекистской работой. Понемногу. Давайте перейдём к делу, ради которого вы пришли. Расскажите о этом вашем новом уголовном кодексе.
— Он, собственно, не мой, — я чуть растерялся от такой резкой смены темы разговора и полез в портфель за бумагами, — это проект старшего лейтенанта госбезопасности Косова. Вот, возьмите готовую часть.
— Не имеет большого значения сейчас. Изложите суть…
— Если самую суть, то… — я немного запнулся, не зная, как начать. — В общем, глядя на внедрение партией в промышленности параллельной системы движения денежных средств и продукции, резко повышающей её, промышленности, эффективность, товарищ Косов задумал применить это правило к работе наркомата внутренних дел. Действительно, ведь мы не знаем, насколько эффективно работает НКВД! Допустим, воры в год крадут какую-то сумму, а на какую сумму защищает наркомат? Уж не обходится ли он советскому государству дороже воров? Может, лучше пусть воруют, а наркомат вообще ликвидировать?
— Достаточно!
— Но, товарищ Берия, я ещё даже не начал…
— Я уже успел заранее познакомиться с этим вражеским планом по уничтожению НКВД, — усмехнулся нарком и одновременно с его словами в кабинет ввалились четыре дюжих молодца. — Вы арестованы, гражданин Любимов, сдайте оружие.
Четверо. Уважает, зараза. Не валить же его, он мне нужен! А потом что, с боем прорываться? А потом?
— Ну и дурак же ты, Лаврентий Павлович! — в сердцах брякнул я, расстёгивая портупею.

Эпизод 8

Внутренняя Лубянская тюрьма — место паршивое. Крашеные стены, кафельный пол, холодок и снаружи, и внутри, чего греха таить. Больно уж на мозги давит замкнутое пространство. Камера без окошка с пристёгнутыми к стенам индивидуальными дощатыми щитами-лежанками.
Зато компания весёлая. Когда меня поместили в "двушку", было сколько-то времени, чтобы подумать о душе своей грешной в полном одиночестве. А потом дверь открылась и конвоир впихнул "соседа". Лицо побито, но узнаваемо.
— Седых?! Какими судьбами?
Бывший командир, услышав шум, сфокусировал на мне взгляд не заплывшего правого глаза.
— А, товарищ Любимов. Добро пожаловать. Располагайся, будь как дома. За что тебя?
— Ерунда, сказал Берии, что наркомат внутренних дел Союзу дороже воров обходится, — я заметил, что командир увильнул от ответа на мой вопрос, будто не расслышал, но не стал заострять на этом внимание.
— Аххаха… — Седых засмеялся и тут же натужно закашлялся, а потом схватился за рёбра и, согнувшись, начал заваливаться на пол. Я подскочил и не дал ему упасть, подведя к нарам, свободной рукой отстегнул их от стены и мы сели. Скорее всего, это было нарушением внутреннего распорядка, но мне было плевать.
— Узнаю тебя, стервеца, — отдышавшись сказал Седых, — Ещё тогда, в Грузии, подумал, что язык твой тебя подведёт.
— Раз со мной, брат Апполинарий, — в отместку за "стервеца" я назвал командира по имени, от чего тот, в меру телесных повреждений, попытался сморщиться, — всё ясно, не расскажешь ли, за что ты загремел в эту обитель?
— Говорят, что хотел Восточный Туркестан к СССР присоединить. По заданию японской и английской разведок. Чтобы внести разлад в Советско-Китайские отношения, — мрачно, раздельно отчитался Седых.
— Ну, хоть за что-то существенное, не как я, по дурости.
— Ага, существенней того, что Фриновский в Алтайской Добровольческой Армии был мой непосредственный начальник, не придумаешь. До тех пор, пока его в Москву не вызвали. Вот и вся любовь.
— Какой-какой армии? — переспросил я изумлённо.

Быстрый переход