— Хорошо. Видел ли ты, что сюда приходил человек в черном? Это был врач-иностранец. Его сопровождала очень красивая девушка с рыжими волосами.

— Да. Не в прошлую ночь, а в предыдущую.

Девушка долго плакала. Она не хотела уходить, не хотела тебя покидать, но она была вынуждена.

Человек в черном говорил, что ей грозит опасность, если она останется. Она повиновалась с условием, что человек в черном тебя вылечит.

— Понимаю. А кто их привел сюда?

— Господин Красный Медведь! — объявил Понго, для которого имя Винклерид было так же чуждо и непроизносимо, как речь китайского мандарина. — Он уехал верхом в день, когда на тебя напали, уехал далеко. Была плохая погода. Вернулся лишь в ту ночь с человеком в черном и с Огненным Цветком.

Это индейское имя заставило Жиля улыбнуться. Оно так подходило Жюдит. Так это Винклерид поехал за Калиостро и за Жюдит. Но куда?

Как ему удалось разыскать их за такое короткое время, тогда как он искал ее долгие месяцы?

— Кстати, а где он сам? С тех пор, как я пришел в сознание, я его не видел.

— Он обещал скоро вернуться, но он очень утомился. Он почти ничего не ел в течение нескольких дней.

Когда же Ульрих-Август появился, в нем не. было абсолютно ничего, что могло внушить жалостливое чувство. Более, чем всегда, великолепный в своем блестящем красном, украшенном золотом мундире, в треуголке с белой кокардой и лихо сдвинутым золотым пером, он весь дышал здоровьем и удовлетворенностью. Он подошел к кровати и долго рассматривал друга недоверчивым и вопрошающим взглядом.

— Ну как? Как ты меня находишь? — не выдержал Жиль.

— Намного менее грязным. Еще не совсем в полном цвете, но начинаю признавать. Я так доволен…

Бросившись к Жилю, он обнял его с такой силой, что Жиль побледнел.

— Потише. Я еще довольно слаб, ты же знаешь.

— Извини.

— Не надо извиняться. Главное — это чувство. Ульрих, я знаю, чем тебе обязан, я знаю все, что ты сделал для меня. Если я в данную минуту и жив, то только благодаря тебе.

— Я? Я ничего не сделал. Я только гнал лошадей.

— Ну, тогда скажем, что благодаря тебе и твоей лошади.

— Моим лошадям. Я думаю, что я их загнал до смерти около десятка.

— Десятка?! Где же ты был?

— В Лионе. Это там расположился твой колдун-итальянец. Надо было туда ехать, чтобы сообщить ему, что ты нуждаешься в помощи. Ну, а если ты должен был умереть, то ты должен был повидаться с некой прекрасной девицей. Судя по цвету волос, она, должно быть, твоя сестра. Все мои поздравления! Какое восхитительное создание! Даже Урсула не столь прекрасна. Сколько же она пролила слез, когда я ей сообщил о том, в каком плачевном состоянии ты находишься. Просто не могу себе представить! Можно ими заполнить целое озеро в Цюрихе! Крики, мольбы, угрозы — и все это потому, что доктор не слишком проворно собирался. Она угрожала покончить с собой на твоей могиле, если не приедем вовремя и если Калиостро не спасет тебя. Я думаю, что она проплакала всю дорогу.

С радостным чувством Жиль вслушивался в энергичный голос молодого швейцарца, голос, предназначенный перекрывать шум боя. Сейчас он звучал нежнее всех небесных арф. Безнадежное горе Жюдит было для него самым чудесным целительным бальзамом, самой многообещающей надеждой.

— Ты даже не можешь представить, какую радость ты мне принес, Ульрих. Но каким же образом ты их отыскал? Ты же, как и я, не знал, где прячется Калиостро.

— Это правда. Но, поразмыслив, я вспомнил, о чем ты мне рассказывал. Потом пришел к заключению, что есть некая персона в Париже, которая должна была это знать. И я поехал к этой персоне.