Думаю, что я его и не получу.
— Отчего же?
— Госпожа Тиммерманс отказывается принимать меня под предлогом того, что в отсутствие ее дочери мой визит стал бы нарушением приличий. Приемов она также не устраивает. А очаровательная Агата не торопится покидать стены больницы, чтобы снова не попасть под горячую руку барона Вальдхауса. Расположение комнат на вилле «Аманда» мне неизвестно, поэтому пробраться туда мне также не представляется возможным. Особенно без помощника… Но Альдо в Париже! Замкнутый круг!
— Адальбер, друг мой, вы просто осел! — заявила План-Крепен, с видимым наслаждением выпив свою порцию горячего вина до последней капли.
— Вы что, лишились рассудка? — не выдержала маркиза. — Как вы посмели так разговаривать? Уважайте собеседника, черт побери! Вы вместе едва избежали опасности, но это не дает вам права…
— А нам бы хотелось, чтобы я сказала, что Адальбер увяз в шоколаде? Что он стареет и уже не тот, что прежде?
Мадам де Соммьер задохнулась от возмущения и не нашлась, что ответить. Адальбер, скорее оскорбленный, нежели огорченный, парировал:
— Благодарю вас, Мари-Анжелин! Теперь наконец мне стало известно ваше мнение обо мне!
Она наградила его лукавой улыбкой:
— У меня нет никакого сходства с Габсбургом, да и она не настолько уродлива!
— Мы отвлеклись от темы! — прервала их перепалку маркиза. — К чему вы клоните, План-Крепен?
— Напрасный вопрос, маркиза! Мадемуазель дю План-Крепен полагает, что она хитрее меня!
— С вашей помощью я перехитрю кого угодно! -с апломбом заявила старая дева. — У меня есть план, но сначала скажите мне, сколько слуг на вилле «Аманда»?
— Трое: дворецкий, он же шофер, кухарка, которая живет в городе, и горничная. И что дальше?
— Я должна знать, когда у горничной выходной. Видите, все не так сложно, — добавила Мари-Анжелин с широкой улыбкой.
— Предположим. Но к чему все это?
— Вот что мы с вами сделаем…
11
ПЛАН-КРЕПЕН БЕРЕТ ВЛАСТЬ
На следующее утро Адальбер вернулся в Биарриц и поспешил в цветочный магазин, расположенный возле гостиницы «Дворцовая». Там он заказал роскошную корзину цветов и попросил доставить ее на виллу «Аманда». К цветам египтолог приложил письмо, полное раскаяния, над которым ему пришлось потрудиться не менее получаса. Он выразил искренние сожаления о том, что вынужден был покинуть госпожу Тиммерманс перед праздником, который сулил столько удовольствия, ради престарелого и очень любимого «крестного», предпочитавшего обращаться к врачам только на пороге выздоровления. Благодарение богу, происшествие оказалось не настолько серьезным, как можно было бы думать, и «крестный» отделался легким испугом. Уверенный в благополучном исходе, Адальбер вернулся, чтобы восстановить разорванную нить дружбы, которая стала ему так дорога. И далее в подобном же роде. Заканчивался этот шедевр лицемерия предложением заехать за госпожой Тиммерманс и отвезти ее ужинать туда, куда она пожелает.
Покончив с нудной писаниной, Адальбер вознаградил себя за труды прекрасной ванной. В ней он провел не менее полутора часов, время от времени доливая горячую воду и куря гаванскую сигару, что для него было верхом наслаждения. Ему было так хорошо, что он заснул.
Разбудил Адальбера телефонный звонок. Он выскочил из ставшей чуть теплой воды, в которой плавала выкуренная на три четверти сигара…
Ругаясь, словно грузчик, Адальбер натянул на себя махровый халат и бросился к телефону. Он успел снять трубку на седьмом звонке и поблагодарил про себя телефонистку отеля за терпение, когда узнал голос и легкий бельгийский акцент госпожи Тиммерманс. |