— Что это?

— Наш с Лизой подарок к свадьбе. Мы желаем тебе счастья!

— Это картина?

— Две картины Гварди, которого ты так любишь. Мы надеемся, что твоей невесте они тоже понравятся!

Неожиданно Жиль растрогался до слез и обнял своего друга:

— Благодарю, тысячу раз благодарю! Я уже знаю, где я их повешу… Но теперь мне следует поторопиться. Ты ведь меня понимаешь, правда?

В действительности Альдо понимал все меньше и меньше. Сидя в такси, направляющемся к парку Монсо, куда выходили окна особняка тетушки Амели, он пытался привести в порядок свои мысли. Его совершенно сбило с толку поведение счастливого жениха. Если бы Морозини не знал Жиля так хорошо, он бы усомнился в том, что перед ним действительно его друг. Вобрен всегда был энтузиастом, страстно любившим свое занятие. Что касается его отношений с дамами, то Жиль никогда не обращал внимания на то, что о нем будут говорить, и всегда с жаром защищал женщину, в которую был влюблен. Вобрен принадлежал скорее к полку пылких мушкетеров, чем к клану суровых идальго. И буквально за несколько месяцев такой человек превратился в идолопоклонника, распростертого у ног своего божества и готового ради него пожертвовать всем миром…

Это ощущение пробудилось в Морозини с ноной силой, когда на следующий день после обеда он стоял в мэрии 7-го округа, где проходило гражданское бракосочетание, и удивлялся тому, что кроме жениха и невесты на нем присутствуют лишь четверо свидетелей. Свидетелями со стороны доньи Изабеллы были ее дядя и двоюродный брат, а со стороны Жиля, не имевшего близких родственников — его помощник и доверенное лицо Ричард Бэйли, англичанин лет шестидесяти, и Альдо. Морозини ценил Бэйли за безупречную галантность, образованность и чувство юмора. Бэйли был одет в визитку цвета антрацита и полосатые брюки — как и сам Альдо, кстати! — и этот костюм ярко выделялся на фоне черных одеяний мексиканцев. Невеста тоже была в черном: бархатная шубка, подбитая мехом черной лисы, и ток из того же меха. В качестве украшения она выбрала серьги с молочно-белыми жемчужинами грушевидной формы. Что касается Вобрена, то цветом своей одежды он примкнул к большинству и словно слился с ним. Констатировав этот факт, Альдо не стал над ним размышлять. Он был явно смущен редкой красотой девушки, на которую его друг смотрел с нескрываемым обожанием. Жиль был похож не столько на счастливого жениха, сколько на верующего, молящегося перед статуей святой, погруженный в собственный мир, недоступный простым смертным.

Невеста стояла, потупив взор. Треугольное лицо Изабеллы, придававшее ей сходство с неким кошачьим божеством, с продолговатыми черными глазами, казалось, оттягивала назад масса черных блестящих волос, гладко зачесанных на прямой пробор и собранных в тугой пучок на затылке. Кожа цвета слоновой кости чуть розовела на скулах, а красиво очерченные пухлые губы цветом напоминали светлый коралл. Совершенный маленький нос подчеркивали две горделивые складки в уголках рта. О ее улыбке судить было невозможно: сознавая, вероятно, значение момента, донья Изабелла никому не улыбнулась. Ни жениху, ни его свидетелю Морозини, когда его ей представили. Она лишь быстро взглянула на Альдо и сказала, что рада знакомству. Ему не удалось понять, что выражают ее глаза. Они были настолько темными и глубокими, что их взгляд мог показаться пустым.

И еще одно нарушение традиции: гражданское бракосочетание никто не собирался отпраздновать каким бы то ни было застольем. Хотя во Франции, да и в других странах, было принято отмечать это событие завтраком или обедом. Что же до традиционного мальчишника, то Вобрен о нем даже не упомянул. А ведь для свадьбы самого блестящего холостяка Парижа он был бы вполне уместен! Наконец жених и невеста стали мужем и женой по закону, и приглашенные тут же расстались, обменявшись на прощание чопорными фразами. Мексиканская «колония» вместе с Вобреном вернулась в «Ритц».