|
Раздались крики: – Правильно! Отпустить его! И без того достаточно смертей из за этой Идуны! Но вскоре они примолкли, ибо стали сомневаться в этой своей новой вере. Не унимался только Лейф, мой дядя. Его передергивало, словно бы дьявол овладел им, и я действительно подумал об этом. Его глаза бешено вращались, он клацал челюстями, подобно раздраженному псу. Он вопил: – Наш конунг Олаф просто сошел с ума! Ни один здравомыслящий человек не смог бы сказать ничего подобного! Человек может прощать, если это в его силах, но этот предатель предназначен Одину, и может ли бог прощать? Может ли он пощадить его, если его ноздри уже раскрылись, почувствовав запах крови? Если так. то что за толк быть богом? И как он может быть счастливее людей, если обязан прощать? Кроме того, может быть, вы хотите добиться того, что Один проклянет нас всех? Я заявляю: если у бога украдут его жертву, то Вы все сами будете принесены в жертву – вы, ваши жены, ваши дети, да! И даже ваш скот и плоды ваших полей! После этих его слов послышались стоны и крики: – Пусть Стейнар умрет! Смерть ему! Убьем его и ублаготворим Одина! – Да! – ответил Лейф. – Стейнар умрет! Смотрите, он умирает! – Он прыгнул, подобно голодному волку, на связанного человека и вонзил в него меч. Я и сейчас вижу эту картину. Храм из грубо отесанного камня, сверкающая статуя бога, толпа людей с открытыми глазами и ртами и спокойное сияние весеннего солнца над всем этим. Вижу и то, что на этом же месте еще раньше одна овца призывала своего несчастного, принесенного в жертву ягненка. Вижу умирающего Стейнара, повернувшего ко мне свое бледное лицо, его прощальную улыбку мне перед тем, как навсегда закрыть глаза. Я вижу Лейфа, совершающего свой ужасный обряд, что то обозначающий… И, наконец, я увидел красный меч Странника, внезапно появившийся между ним и мной, меч, бывший в моих руках. Я думаю, что хотел зарубить его, но в этот самый момент я подумал о другом. Жрец ни в чем не виноват. Он делал не более того, чему был обучен. Но кто же обучал его? Бог, которому он служит и с помощью которого завоевывает почтение окружающих и зарабатывает средства к жизни. И за все это должен ответить бог, пьющий человеческую кровь, подобно тому, как раб пьет эль, чтобы утолить жажду. Может подобное чудовище быть богом? Нет, он должен быть дьяволом! И почему свободные люди должны служить дьяволу? По крайней мере, я этого делать не стану и низвергну его! И его месть пусть настигнет меня, если он захочет мстить. Я, Олаф, выступаю против бога! Или дьявола… Я шагнул мимо Лейфа и алтаря, у которого внутри храма находилась статуя сидящего Одина. – Слушайте меня! – Я произнес эти слова таким голосом, что все сразу же перевели взгляды со сцены убийства на меня. – Вы верите в Одина? Да или нет?! Ответ был единодушен: – Да! – А раз так, то верите ли вы в то, что он может отомстить любому, кто его публично отвергнет и оскорбит? – Да! – снова раздались голоса. – Если так, – продолжал я, – то поклянитесь, что дадите мне возможность решить спор с Одином в честном поединке и отпустите с миром в случае победы… Вы обещаете, что никто не причинит победителю вреда, кроме рук его врага? – Да, – ответили они, все еще с трудом понимая, что говорят. – Хорошо! – крикнул я. – А теперь, бог Один, я, Олаф, человек, вызываю тебя на честный поединок. Бей первым ты, Один, которого я называю дьяволом и волком небесным. Бей первым, кровавый убийца, убей меня, если можешь. Я жду твоего удара! Затем я сложил руки на груди и уставился в пустые глаза статуи, которые тоже, казалось, смотрели на меня, в то время как все люди даже задохнулись от изумления. Таким образом я прождал целую минуту. Единственное, что произошло, так это то, что птица крапивник в это время села на голову Одина и защебетала оттуда, а затем вспорхнула к своему гнезду. |
