Это уж точно – мой бывший супруг ни за что не отказался бы от возможности в очередной раз замолить грехи, накопившиеся за те два года, что я барахталась в его проблемах совершенно одна. Только вот мне его присутствие было совершенно не нужно, ведь тогда пришлось бы и в самом деле ехать в аэропорт. Потому что как бы я могла объяснить Славке, что мне требуется совершенно в другую сторону? Хорошо еще, удалось убедить маму и сына не провожать меня на ночь глядя. Только бывшего мужа мне сейчас и не хватало!

К счастью, по пути в «свою» новую квартиру мне никто из жильцов дома не встретился: слишком позднее время. Я прокралась от лифта к двери и дрожащей рукой открыла замок, чувствуя себя взломщицей и нарушительницей всех возможных законов. В присутствии главы ОМР мне было не совсем удобно изучать квартиру, поэтому теперь я включила свет в обеих комнатах и на кухне и принялась бродить по ним, ощупывая каждую вещь и пытаясь привыкнуть к тому, что теперь живу здесь. Мне страшно хотелось знать, кому принадлежит это жилище. То, что его хозяин не Лицкявичус, не подвергалось сомнению – не его стиль! Однако я не обнаружила ни единого предмета, который мог бы рассказать о человеке, на самом деле жившем здесь. Ни единой фотографии или конверта! Тем не менее в книжном шкафу я нашла книги по медицине и психологии – ну, хоть что-то. Разумеется, Лицкявичус позаимствовал апартаменты у кого-то из своих коллег. На журнальном столике лежали несколько выпусков «Ланцета», медицинского журнала, всего год выходящего на русском языке. До этого нам приходилось лазить по Интернету в поисках доброй души, которая перевела бы для нас, темных людей, не владеющих иностранными языками, хоть пару-тройку статей.

Часы показывали половину первого ночи. Несмотря на то что завтра мне следовало явиться в Светлогорскую больницу к восьми часам, сна не было ни в одном глазу. Теперь я оценила предусмотрительность Лицкявичуса: он подобрал «хату» с учетом того, чтобы я могла пешком дойти до нового места работы. Это правильно, ведь в общественном транспорте я вполне могла столкнуться с кем-то из знакомых, а такая встреча в моем теперешнем положении была бы очень нежелательна! Когда я побеспокоилась насчет соседей, глава ОМР пояснил: владелец квартиры сказал им, что сдал ее своей знакомой, которой негде жить после развода с мужем. Так что и здесь «алиби» мне обеспечили.

Я до сих пор не могла взять в толк, каким образом Лицкявичусу удалось-таки убедить меня влезть в это дело? И вот надо же – вместо того чтобы спокойно отдыхать дома, на диване у телевизора, или и в самом деле отправиться в путешествие и посмотреть мир, я сижу в чужом доме, притворяясь совершенно другим человеком, а завтра снова начну работать, причем в непривычной для себя роли – на должности медсестры, в незнакомом и, возможно, даже враждебном окружении!

Сев на неказистый с виду, но удобный икеевский диван, я разложила перед собой фотографии и включила телевизор.

Внутри все выглядело даже хуже, чем снаружи. Холодный бетонный пол мгновенно заставил мои ступни замерзнуть, несмотря на неожиданно наступившую июльскую жару. Обшарпанные стены и высоченные потолки угнетали. Господи, как же здесь люди-то работают? Наверное, мне здорово повезло с больницей, раз я даже не подозревала о том, в сколь плачевном состоянии находятся некоторые городские учреждения здравоохранения! Конечно, мою больницу нельзя даже сравнивать с прекрасным, высокотехнологичным центром реконструкционной хирургии Лицкявичуса, но по сравнению с этим убожеством она казалась шедевром архитектурной и медицинской мысли.

Охранник сидел не в будке, а прямо на деревянной лавке у входа, и выглядел он так же, как и все здание, – потрепанным и помятым. Тем не менее мужчина довольно вежливо объяснил мне, как пройти в неврологию. Она располагалась на третьем этаже.