Герольт не понимал, хотел ли Морис разыграть его своим вопросом или действительно допустил в детстве такой промах. Все же Морис рассказал эту историю, вполне ему доверяя. Герольт молчал и даже не смотрел на своего спутника. Дорога, по которой они шли, начиналась за высокой аркой юго-западных ворот замка и, минуя площадь перед ним, уходила в лабиринт кривых улочек Аккона.

В воздухе висел запах пожара, — запах тлеющих развалин и мокрого пепла. Но улицы, как это можно было предположить, оказались почти такими же оживлёнными, как до начала осады. Лавки и мастерские были открыты, как будто их хозяева своей приверженностью к такому порядку упрямо сопротивлялись доводам разума, говорившего, что падение Аккона предрешено и что для большинства хозяев нет будущего в стенах этого города. Однако встречались и покинутые дома, и купцы, которые опустошали собственные склады, грузили товары и домашний скарб на телеги и готовились к скорейшему отъезду. Особенно много их было на одной из центральных улиц в западной части города — эта улица шла от Новых ворот с севера к гавани на юге. Сейчас на ней то и дело встречались носильщики, запряжённые ослами повозки, телеги в сопровождении целых семей — они шли к причалу, чтобы покинуть город на подготовленном к отплытию корабле.

Лица у людей были напряжённые, озабоченные, со следами бессонницы — даже у тех, кто ещё не решился уехать. Разве можно представить процветающим город, стены которого рушатся под напором неверных, а запас сил у его защитников явно не бесконечен? Если мамелюки прорвутся, в городе начнётся чудовищная резня. Насилие, убийства, пожары и грабежи будут совершаться днём и ночью. А выжившим ожидать нечего, кроме рабства.

Водружался над стенами тысячелетнего портового города зелёный флаг с полумесяцем или знамя с крестом, вскоре у его стен появлялись полчища с иными знамёнами. Во все времена город сохранял важное стратегическое значение и был крупным перевалочным пунктом для купцов. Аккон был вожделенной добычей. Множество церквей, монастырей и орденских домов красноречиво свидетельствовали о богатстве города. Мусульманские, иудейские, христианские купцы из стран Средиземного моря, из Германии и Англии, вопреки войнам и смутам, продолжали селиться здесь, открывали лавки, караван-сараи и конторы, строили роскошные жилые дома и привлекали множество небогатых земляков для менее престижных работ — слуг, мелких ремесленников, подёнщиков. Город всегда привлекал авантюристов, искателей счастья и темных личностей.

Со времён основания государств крестоносцев крупные купцы-мусульмане, всегда находившиеся под защитой тамплиеров, вели там торговлю наряду с могущественными купеческими домами Генуи, Пизы и Венеции. Они торговали драгоценными шёлковыми тканями, пряностями, безумно дорогими маслами и благовониями, рабами, слоновой костью, золотом. Постепенно забирая всю торговлю под свой контроль, эти купцы образовывали собственные кварталы. В одном только квартале венецианцев было две сотни складов. Вместе с конкурентами из Генуи и Пизы венецианцы владели южной частью города, прилегавшей к гавани. Небольшие кварталы англичан, немцев и французов находились преимущественно в северной части.

Домики простонародья, их мастерские и лавчонки, прилипшие друг к другу, подобно пчелиным сотам, разительно отличались от усадеб зажиточных купцов. Их архитектура являла собой очень пёструю смесь европейского и арабского стилей. По обеим сторонам узких переулков стояли простые, выбеленные известью дома в один или два этажа, сложенные из высушенных на солнце глиняных кирпичей. Почти у всех домов были плоские крыши, на которые вели внешние лестницы без перил. Крыши использовали не только для сбора дождевой воды. На них отдыхали и спали в самые жаркие месяцы года. А поскольку крепостные стены не позволяли городу разрастаться вширь, бедные кварталы были застроены так плотно, что в иные дома можно было пробраться лишь через соседний дом.