Многие утверждали впоследствии, будто видели, как промелькнул в пламени вороненой сталью Сатана и будто бы он вылетел оттуда в клубах дыма, когда обрушился костер.

ГОЛОС ЗИМЫ

Король приказал, чтобы сторож на башне протрубил в честь возвращения Миккеля приветственный сигнал. И вот однажды утром, спустя две недели после отъезда Миккеля, на башне заиграла труба, однако трубач оборвал мелодию на середине, как будто был не уверен, что делает то, что следует. Помедлив мгновение, он начал сначала и доиграл приветствие до конца во всю мочь своих легких. Миккель воротился не верхом, его привезли в коляске, оседланный конь плелся позади на привязи. Лил дождь.

Одни за другими перед ним открывались ворота и закрывались, пропустив коляску, наконец она остановилась перед парадным крыльцом.

На верхней ступеньке стоял в берете король Кристьерн, облаченный в выцветший багряный плащ. А по правую и левую руку от себя он поставил Якоба и Иду. Нарядные и довольные, стояли они под каплями, падающими с водостока; Якобу велено было играть при встрече на скрипке, он держал ее наготове, прикрывая полой от сырости.

Король, широко улыбаясь, помахал Миккелю рукой:

— О! Хо-хо! Добро пожаловать, с возвращением!

Но Миккель лежал вытянувшись на заднем сиденье и даже не приподнялся, чтобы ответить на приветствие.

— Вот уж напасть господня! — воскликнул раздраженный король и сам подошел к коляске.

— Что же это за беда с тобой приключилась, Миккель?

С Миккелем и впрямь дела были плохи. Он лежал бледный, как полотно, с закрытыми глазами, похожий на покойника. Король торопливо потрогал тыльной стороной руки его лицо и почувствовал, что оно еще теплое.

— Давайте-ка отнесем его наверх, — произнес король побелевшими губами. — Якоб, поди позови солдат, которые сторожат ворота! Да куда же все подевались! Зови Берента! Подите сюда, подымайте его!

Когда Миккеля несли по лестнице, он очнулся, но был до крайности слаб. Его отнесли наверх в башню, уложили в кровать, а король сел подле. Прошел час, и на вид Миккель немного оправился, лицо его порозовело. Да и немудрено, лежалось-то ему хорошо и удобно.

— Ну, как ты, Миккель? — спросил озабоченно король.

— Ничего как будто. — Но вдруг лицо его снова покрылось смертельной бледностью, и снова накатила слабость. Очень уж он перепугался, что сейчас король приступит к нему с расспросами о порученном деле.

— Где у тебя болит-то? — спросил король.

— Паралич меня разбил на левую сторону, — пришепетывая, ответил Миккель, который еле ворочал языком.

— Гм! — только и сказал король со стесненным вздохом.

Они немного помолчали. Скоро Миккель забеспокоился, правая рука его заерзала по одеялу, он открыл было рот, поглядел на короля и снова отвел взгляд. Такая тяжесть лежала у него на душе из-за королевского поручения, что не терпелось поскорее разделаться с нею. Король наконец понял, чего хочет Миккель, и отмахнулся — об этом, дескать, еще успеется. Но Миккель в пути придумал целую историю об исходе своей поездки и хотел во что бы то ни стало ее рассказать. Король не должен узнать настоящую правду.

Видя, что Миккель непременно хочет отчитаться, король пришел ему на помощь:

— Так, значит, ты побывал там?

— Побывал, — выговорил Миккель, задыхаясь и старательно отводя глаза, чтобы скрыть свое горе. — Побывал, но не добился ответа.